Глава одиннадцатая

МОСКВИЧ из БАЛАШИХИ

I.

Как обычно, в час послеобеденной жары во дворе не было ни души. Оттого и не услышал никто скрипа калитки, не заметил появления долговязого молодого мужчины в облегающем трико. От этого вся фигура его казалась тоньше обыкновенного. Буквально пролетев несколько метров, отделяющих широкое, в три ступеньки, крыльцо от ворот, мужчина степенно, а может устало, поднялся по каменным ступенькам. Замерев на мгновение на площадке перед дверью в общий коридор, он живо осмотрелся, замечая все мелочи дворового быта. Прибитая ногами пыльная трава, разрушенная кладка сухих кирпичей, скамеечка под гладким тутовым деревом, велосипед «Орлёнок», в глубине двора брошенный наспех под ствол яблони хозяином, каким-нибудь поцарапанным Васькой или Сашкой... Не ускользнула от внимательных, чистых, как объектив фотоаппарата, глаз любимица всех малышей и старушек пушистая кошка, разомлевшая на солнце и видная отсюда, с крыльца, как рыжая чурочка.

Сверяясь с записной книжкой, мужчина прошёл в коридор и осторожно дотронулся до кнопочки на той двери из трёх, что вела прямо. В открывшемся проёме дверной рамы показался Гевашев.

...Устроиться ему в городе после Харасавэя оказалось делом нешуточным. Спесь и дурь (по выражению матери) выветрились, стоило лишь встретиться с безжалостным завгороно.

- Ничего для вас!..

Холёная рука красивым убористым почерком вписывала в талмуд - с обязательным предъявлением паспорта - фамилию, специальность, домашний адрес. Напрасно высиживал он трёхчасовую очередь, надеясь на что-то.

«Мученика» Севера в нём не признавали.

- Мне надо работать! У меня семья, дети.

- У всех семья, - равнодушно откликался завгороно.

- Третий год я стою на очереди! Помогите, пожалуйста. Надоело скитаться. Запишите, что был.

- Ваш паспорт!

- Да я у вас две недели назад был.

- Паспорт!

Гевашева, как огнём, на второй раз, опалило всего:

- Перед вами человек! Он просит, ходит, добивается не день и не два.

- Хоть десять лет! Я вас не знаю. Кто вы, что вы?.. Посмотрю документы, тогда и разговаривать буду.

Гевашев обозвал завгороно бюрократом, а под конец сказал даже то, чего не было:

- Мой отец до Берлина дошёл и погиб! Во имя чего, спрашивается? А сын на работу из-за таких вот благополучных перестраховщиков устроиться не может.

Завгороно, распахивая дверь, громко воззвал:

- Следующий!..

По пути домой Гевашев, как только не ругал его! Но и себя казнил. Ведь не виноват никто, что он без работы. Ни в одной школе из трёх - пусть сельских - Игорь не прижился и места не согрел из-за строптивого характера. Сам виноват, и не сам.

- Учились все одинаково, и меня зачислили, и их, - жаловался он Вадиму, уминавшему жареную печёнку со сковородки. - Дипломы и мне выдали, и им.

- Так-то оно так, - басил Вадим, - но они работают, а ты вот скитаешься. А детям отец нужен дома. Вот и не работается спокойно на новом месте. Иди на приём к депутату, заявление напиши. Хочешь, вместе составим?

И вот, окрылённый поддержкой и сочувствием, Игорь толкался в коридоре, предварительно записавшись за неделю. Всё было бесполезным, но депутат произвел должное впечатление: выдержанный, деликатный человек. Прочитав Игорево сочинение, записал его в книгу. К вечеру, до прихода Наташи, зашёл Вадим.

- Ну и как? - спросил он, не сумев сдержать улыбки.

- Как, как? - ожесточился Игорь. - Нет вакансий! Придётся снова напевать: "Карету мне, карету!"

- А ты не торопись!

И вот сейчас, догадываясь, кто перед ним, Гевашев радостно пригласил войти.

"Ко мне из самой Москвы пожаловали... Из Москвы!" - сладко звучало у него в ушах. Предстоящее общение с учёным мужем крылом подняло Игоря с бренной земли, заставило забыть все заботы. Через секунду, мысленно витая в поднебесье, он затащил приезжего в комнату, усадил на стул.

- Игорь Васильевич? - приятный баритон гостя приятно щекотал самолюбие.

- Как видите, он самый, - сияя, будто ему оказали невесть какой комплимент, отвечал Гевашев.

- Первый этаж - это хорошо: природа рядом, - скороговоркой говорил гость, усаживаясь поосновательнее: - А мы вот на девятом, как в скворечнике. Зато - солнце и воздуха много.

Игорь всё ликовал.

- Нравится? - спросил он, указывая на белый бюст Пушкина. Дожидаясь ответа, весело объяснил: - Под Киевом-градом, в Умани, достал, из мраморной крошки. Хорошо в тех краях! Есть на что посмотреть. Софиевский парк один чего стоит! В голове не укладывается, что водопады и гроты сотворены вручную, на зависть матери-природе. Люди всё могут, коль захотят.

- Я писал вам, - спокойно прерывая Гевашева, перешёл гость к делу. - А вы так и не ответили на мои вопросы. Они остаются прежними: меня интересуют и английский, и раджи-йога.

Действительно, благодаря Николаю Павловичу, Игорь получил несколько писем от желающего заниматься по его системе, но не ответил на них. Просто дал телеграмму, что согласен принять на обучение.

- Я понимаю, - продолжал москвич, - что, возможно, в отношении метода обучения меня ввели в заблуждение в лаборатории биоинформации, и раджи-йога здесь ни при чём. Всё равно выучить язык за месяц - это для меня приманка!

Гевашев не мог взять в толк непонятную ему раджи-йогу, но не стал демонстрировать своё невежество.

- Ваш метод импонирует! Я убеждён, что интерес - это воля и мера способностей. Быстро усилить интерес трудно. Вероятно, творческий метод ваш способен создать прилив энергии, и пробудить любознательность. Можно ли эту энергию направить на очищение организма? Я имею в виду отдельные ткани тела... Я взял отпуск ровно на месяц. Своими письмами надеялся объяснить, почему я так лихорадочно спешу согласовать ваши возможности с моими. И просил меня извинить за настойчивость и суетливость. Сейчас я уверен, что вы меня поймёте, и мы не потеряем даром ни одного дня моего отпуска. Кроме двух-трёх первых.… Я ведь гость. Да вы меня совершенно не слушаете!..

Игорь никак не мог уловить смысл всей этой тирады. Ему хотелось без всяких предисловий, сразу приступить к языку. Из практики он знал свои пробелы и боялся расхолодить денежного ученика.

- Я помню ваши вопросы в письмах! Если есть ещё какие, вы не стесняйтесь, говорите, - крепился Игорь Васильевич. Праздничный настрой в душе сменялся тихой тоской перед учёным занудой.

А тот не стеснялся и гнал вовсю:

- Я напомню вам о первых. Можете вы обучить ребёнка одиннадцати лет? Речь идёт о моей дочери. Сейчас я нахожусь в состоянии длительного голодания и хочу убить двух зайцев сразу. Пусть это не доставит вам беспокойства. Ни я, ни моя дочь не будем ныть, и привлекать к себе внимание. Мы проводим голодание не впервые! Я стараюсь использовать отпуск для проведения очистительных и оздоровительных голоданий, а также в целях повышения культурно-образовательного уровня. Я инженер, вы это знаете. Работаю младшим научным сотрудником в НИИ. Об английском языке знаю не больше, чем о намерениях английской ко­ролевы. Всю жизнь учил, и видимо ещё долго буду учить немецкий: меня подмывает научиться говорить на языке с такой богатой литературой. В отношении дочки планы у меня более определённые. Очень надеюсь, Игорь Васильевич, на вашу помощь.

"Ну, как тут не воспрять духом?" - подумал Гевашев.

- Смело доверяйтесь! Все успевают. Только верить, верить мне! Без веры в учителя нельзя, люди так устроены, что психика у них превыше всего, - сказал Игорь Васильевич после очередной порции информации этого поразительно целеустремленного ученика.

- Верно! Мы люди и должны быть на уровне, - согласился абитуриент.

- Ну, так вот что! Комнату отведём вам. А после дороги банька положена. Отсыпайтесь, отдыхайте спокойно, а завтра на голодный желудок с восьми утра и начнём.

- Зачем горячку пороть? - вдруг пошёл на попятную гость. - Мне город осмотреть надо, достопримечательности... Диораму, скажем. Город русской славы Измаил. Ну, а потом и начнём! И вы к нам, в Москву, как тоже надумаете, - милости просим.

Научный сотрудник подкупающе улыбнулся, блеснув серебром зубов. У Гевашева почему-то шевельнулось смутное чувство неприязни к гостю. Однако желание подзаработать оказалось сильнее. Игорь Васильевич через силу улыбнулся и щёлкнул себя по горлу:

- Употребляете?

- Что вы?! Сухой закон!.. Йогой занимаюсь. Ни под каким видом!

- А что за голодание затеяли?

- Мать моя гипертоник и вылечилась голоданием под моим руководством. А ваша как?

Он осёкся, увидев помрачневшее лицо Гевашева.

- У неё сахарный диабет.

- Эта болезнь не шутит. Извините!.. Кстати, что вы закончили?

Чрезмерное любопытство ученика вывело Игоря из себя.

- Вам бы следователем быть, - как думал, так и брякнул Игорь Васильевич. Он выскочил из комнаты, оставляя гостя одного, и направился неизвестно зачем на кухню.

- Москвич? - краем глаза следя за мужем, поинтересовалась Наташа.

- Москвич!.. Впервые такого встречаю. Не ученик, а следователь. Вопросами засыпал меня.

- Может, откажешься? Пока не поздно.

- Человек я честный, бояться нечего, - возразил Игорь. - И тебе пора уяснить это! К тому же учить людей - мое кровное дело.

- Сомневаюсь, что ты его научишь! Не смей брать деньги заранее! - На глаза жены навернулись слёзы, голос оборвался на тонкой ноте.

Не как мечталось, складывались отношения между учителем и учеником. Но Игорь Васильевич верил, что наделённый недюжинными способностями и отличной памятью, кандидат наук, когда зачитает в оригинале Шекспира, оценит его титанический труд, как честного выдающегося учителя. И вознесёт до небес, пустив слух о нём по всей красавице Москве.

- А пока нашим лозунгом и девизом, - весело сказал Игорь Васильевич через два дня, протянувшихся в безделье, - будет крылатая фраза: "Учиться, учиться и учиться!"

Ученик торжественно закивал.

Ураган, шквал английских фраз обрушился на голову недрогнувшего ученика. Комната заполнилась вдруг чужеземцами, норовящими прорваться наружу, за оконную раму. Учитель и ученик лихорадочно ловят их, и вот они нервной белой цепочкой ложатся на фанерную спинку шифоньера, бисерной фиолетовой вязью повторяются на бумаге кандидатом наук. Нелегко приноровиться писать и повторять, ловить слова с губ «чародея» английского языка.

Просторно и светло в комнате. Радует и вид за окном.

В открытую форточку вливается свежий полный первозданных запахов природы воздух, влажный после дождя. Он оросил цветы и плоды в саду, деревья, прибил пыль на земле. «Маэстро» словно парит, он в своем амплуа. Игорь Васильевич бросил мел, опустил перепачканные руки, а сам говорит складно и связно на неподдающемся ученику языке. Всецело во власти языковой стихии, Игорь Васильевич не видит и не слышит двух проигрывателей, магнитофона и едва поспевающего за ним усердного москвича. Он возбуждён: зрачки расширяются и сужаются. Кандидат наук поражён! То, что происходит, назвать уроком нельзя: это психологический сеанс редкого мастера. И не только сеанс языка. Экзамен на выносливость, усидчивость, усвояемость. Но что с головой?

У Гевашева рождалась речь - спонтанная, вне его воли, как он и предполагал. Слова возникали из неведомого хранилища, они накапливались, теснились в гудящей голове истосковавшегося по настоящему делу Игоря Васильевича. Он воспроизводил их стихийно. Не думал о том, что говорил, а находился, словно в плену волшебной стихии, завороженный звучанием, совсем не вникая в смысл. Русские же фразы, как враждебная масса, стояли поодаль, готовые сокрушить неокрепших новобранцев-чужаков монолитной силой привычки по сигналу неусыпного дозорного - мозга. Однако сигнал к лобовой атаке последовал не оттуда.

- Стоп! - вдруг по-русски сказал москвич.

Игорь Васильевич, не слыша, продолжал металлическим, доведённым до хрипоты голосом умопомрачительный сеанс. Удивился на миг вынырнувшим откуда-то русским словам. Их не звали! Почему они здесь?

- Перерыв бы нужно, - сказал ученик, - никто так не выдержит. Четыре с половиной часа занимаемся! Простите, но так и чокнутым недолго стать.

Волшебство пропало. Исчезла неуёмная радость познания. Распалось единство человека с языком. Упоённый радостью, Гевашев забыл о существовании ученика. И вдруг всё это рухнуло и обнажился реальный мир! "Что за человек здесь?! - удивлённо смотрел на него Игорь Васильевич. - Как он попал сюда? - Наконец вспомнил. Как посмел он заговорить по-русски? Как посмел разрушить созидаемое с таким трудом?! Разрушить единое целое «человек – язык» - средство общения на другом языке? Разрушить хрупкую радость познания! Вмешаться в рождение спонтанной речи! Что здесь делает этот мерзавец?" Игорь Васильевич, как в первый раз, осмотрел чужеродный элемент в своей кузнице языка. Не найдя ничего стоящего, изумился. "Посредственность под личиной старательного ученика позволяет себе наглость оспаривать реальность обучения?! - бушевал мысленно Игорь Васильевич. - Смеет сомневаться? Подсчитывает свои жалкие возможности?"

Кандидат наук действительно вычерчивал на листке заковыристые столбцы цифр, колонки, ряды.

- Игорь Васильевич! Вот анализ показывает: обучить человека вашим методом спонтанной речи практически невозможно. Нереально! Посмотрите мои расчёты.

Перекосилась комната в цветных разводах, всё стало ненужным. С пылающим лицом Игорь Васильевич молча вскочил, выбежал на кухню. Напившись воды, вымыл руки, внутренне негодуя, с трудом овладел собой.

- Не первый и не последний ученик, - протяжно зевнув, заключил он.

С минуту он постоял перед закрытой дверью, оплакивая поруганный эксперимент. В комнату Игорь Васильевич входил медленно, с гордо поднятой головой. Москвич не оценил зрелища, склонившись над испещренным цифрами листком. Учителю пришлось убедиться в том, что не так-то приятно встретить человека подобного Шерлоку Холмсу. Тяжело дыша, кандидат наук через цифры исследовал «эксперимент» Гевашева. Закончив расследование, москвич обличил «неуча» с дипломом в мошенничестве и стремлении выбить деньги.

- Надуманно всё! На шарлатанство смахивает. Методики никакой! А как без неё? Ошиблись мы в вас, Игорь Васильевич! Не думал я, что к дилетанту еду. Диплома, кстати, вашего не видел. Если он и есть, то наверняка липа.

Этот неприкрытый скептицизм вывел Игоря Васильевича из себя. Он побагровел и выдохнул в лицо обличителю свистящим шёпотом:

- Вон отсюда! Вон! А ещё москвич!.. - И первым выскочил сам. На кухне ему вспомнилось, как выяснил, переспросив всех бывавших в Москве знакомых про Балашиху, откуда прикатил этот тип. Нервно, дико сотрясаясь от хохота, Гевашев распахнул все входные двери.

- Москвич! Москвич из Балашихи!.. - рычал он в гневе.

II

Убедившись, что частным образом семью не прокормишь, Игорь в первый же понедельник после инцидента кинулся на поиски работы. "Не преувеличиваю ли я свои возможности?" - подумалось ему.

В первой же инстанции, а именно в облоно, куда он теперь, минуя всех, обратился, выяснилось, что учителя английского языка требуются.

Куда же теперь? Всё равно куда. Школ столько понастроили, най­дётся и для него местечко, где поймут, оценят.

Так думал незадачливый учитель, пока не споткнулся почти в начале так удачно начатого разбега. Директор двадцатой школы, тщательно просмотрев документы, поднялся с огорчённым видом. Гевашев, услышав, что всё давно укомплектовано, побагровел от неприятной неожиданности. Его так горячо заверял инспектор по кадрам, придирчивый и, по слухам, превредный Бельмасов, предварительно тоже изучивший паспорт, трудовую и зеленую книжку лейтенанта запаса.

- Работу? Есть! Хорошо, что зашли. Не к лицу офицеру без работы. С дисциплиной у вас как? Мужчину подыскиваем, - словом, отнёсся очень доброжелательно, тут же написал куда и к кому обратиться. - Поезжайте немедленно! Учителя мужчину ждут, с нетерпением ждут.

Недоверчиво посмотрев на инспектора, Гевашев горячо поблагодарил его и поехал, не смея надеяться на удачу. И предчувствия его оправдались! Он постарался не вспылить и терпеливо повторял:

- Но у вас вакансия! Вам нужен мужчина.

Директор выпрямился в кожаном кресле с высокой спинкой и дал волю гневу:

- Мужчина? Да! Но не всякий попавшийся! У вас перерывы по полгода! Кстати, почему вы мне даёте дубликат трудовой? И вообще - это, по-вашему, трудовая?! Что вы мне суёте? Прямо географический указатель!

Гевашев забормотал что-то про сложности работы в экспедиции, про Крайний Север, холод и ещё невесть что.

- В роно обратитесь! - прервал директор. - А я вам в устройстве вашей жизни не помощник, извините. Своих проблем невпроворот. И... я не на прогулке, занят, очень занят.

Видя, что посетитель не уходит, а назойливо взывает - к сочувствию, к совести ли, - директор озабоченно схватился за трубку телефона. Набирая номер, негромко, но так, чтобы слышал горе-учитель, проговорил:

- Обжигался на таких!.. А теперь не желаю. - Сердито бросив трубку и нервно копаясь в бумагах, нажал на кнопку вызова. - Ева Станиславовна! Зайдите, пожалуйста, - совсем другим тоном пригласил он, и когда в двери показалась хорошенькая дамочка, пробурчал: - Познакомьтесь! К нам пополнение от товарища Бельмасова. Может, побеседуете с товарищем? - А сам уткнулся в бумаги.

Завуч бодро подошла, села в другое кресло. Улыбаясь ярко накрашенным ртом, сказала в пустоту:

- Верно, я намекала Бельмасову, что нужен мужчина. Сами знаете, во что превратился седьмой «А». Ну-с, посмотрим, кого к нам прислали...

Директор, не отрываясь от бумаг, кивнул.

Экзекуция началась по второму разу. Что ж, раз сам напросился.

- Характеристика есть? - Дамочка была строга и непреклонна. От улыбки не осталось и следа.

Гевашев подал документы.

- Это? - Она небрежно взяла сложенный вчетверо лист, развернула. -Характеристика выдана... Где-где? Спецморпроводка? С какой стати?

Гевашев снова стал сбивчиво объяснять. Слушая, она просматривала листок.

- Вы и рисовать можете? - Губы скривились отдалённым подобием улыбки. - Немецкий преподавали? Редактировали стенгазету? Простите, такой разносторонний... Что же вы к нам, в деревню? - невинно так спросила, уставилась в упор.

- Видите ли, - не нашёлся Гевашев.

- Я вот не вижу, где вы были с мая по октябрь?

- Как где?

- Да, где? Это я вас спрашиваю!

- Работу подыскивал.

- Ну и как?

- Да вот...

- Ну, хорошо, а здесь, почему не та печать?

- Здесь?!

- Да, здесь, здесь.

- Ну, я не знаю! Не я печати ставлю, поймите, - очень невнятно сказал Игорь Васильевич. Завуч резко оборвала этот удивительно насыщенный диалог:

- Не понимаю, и понимать не хочу! Не документы, а сплошные дубликаты. Не можем мы таких учителей к детям допускать.

- Каких таких?! - возмутился Игорь Васильевич. – Что, я пьяный пришёл?

- Этого ещё не хватало! - включился на полную мощь директор. - А милиция на что?

Гевашев пытался как-то отстаивать своё человеческое достоинство, но завуч отделалась от него, как и директор, занятостью. Когда он выходил, она подытожила:

- Может, кто и нуждается в ваших способностях, только не мы!