Глава двенадцатая

ПРИНЯЛИ ЗА СВОЕГО

I.

Вслед за письмом-исповедью, опущенным Игорем в четверг в синий почтовый ящик, началась осада отделения "до востребования". Оказавшись без учеников, Игорь Васильевич с трепетом ждал положительного ответа от балетмейстера Поляковой, незамедлительно ответившей ему на первое письмо-зацепку. И когда спустя четыре дня в знакомом окошке знакомая уже девушка вручила ему срочную телеграмму под роспись, Игорь читал желанное послание с замиранием сердца.

"Приезжай, жду", - то и дело повторял он, окрылённый её пониманием и желанием помочь. Целый день с трепетом думал о Галине Михайловне. И вновь, чувствовал себя опьянённым чувством благодарности, как когда-то неземной Владлене. Кстати, к которой он так и не смог позабыть горечь от вкушения её земного бытия. Но на этот раз охваченный чувством нежности к понявшей его Поляковой, Гевашев помчался на вокзал.

Тайно он уже не убегал; уезжал, открыто, поставив в известность мать и жену: "Меня ждёт переводческая работа на новостройке XX века - Оскольском металлургическом комбинате". Стоило ему забраться в вагон, как он сразу забыл о провожавшей его Наташе (детей они отвели к бабушке, чтобы не мешались, не растравляли душу). Наташа сухо пожелала ему успеха. Его сдержанный поцелуй в щеку был просто обид­ным при расставании. Уносимый поездом, Игорь старался не думать об оставляемой семье, не думал и о том, что снова испытывает судьбу. Легкомысленно жил предстоящей встречей, загадывая на будущее даже совместную творческую жизнь с Галиной Михайловной. Почему одинокой, он как-то не задумывался. Ведь ехал не просто к человеку, а к жрице искусства, страстно влюблённой в свой танцевальный ансамбль. Человеку, столь тонко понявшему его! Под этот мысленный монолог о прекрасном и неторопливый стук колес наш мечтатель и заснул.

Возбуждённая, сияющая Галина Михайловна привезла гостя в двухкомнатную квартирку на третьем этаже красного углового дома. Из окна были видны люди, гуляющие по аллее напротив, а с балкона - снующие взад-вперёд покупатели из «гастронома». Коротая время, Игорь наблюдал жизнь незнакомого городка в видных ему пределах. Этого было мало. Он рвался наружу, хотя в квартирке, со вкусом обставленной, и уютно и чисто. "И как её на квартиру хватает? - думал он, слоняясь из угла в угол. Сама Галина Михайловна тотчас убежала в дом культуры, строго наказав ему подойти туда к трём часам.

Без четверти три Игорь выбрался из гнёздышка и сразу налетел на дом с огромнейшими буквами по фасаду «Горняк». То, что он увидел на репетиции, заставило его устыдиться: Игорь немногого ожидал от провинциального танцевального коллектива. Ансамблю как нельзя лучше подходило название театрализованного представления «Время вперед». С радостью и лихим задором плясали юные танцоры. У Галины Михайловны с победным видом сидевшей рядом с ним, было утомлённое, но довольное лицо. Мгновенно забывая о Гевашеве, она властно вмешивалась в ритм танца, если замечала неполадки на сцене. Репликами или движением рук поправляла она непластичные движения того или иного подопечного. А то вдруг красиво срывалась с места, бежала по проходу - стремительная, одухотворённая, необыкновенная.

- Правда, красиво? - то и дело спрашивала Галина счастливым голосом, когда они под руку шли сквозь строй любопытных глаз.

- Красиво! - согласился Игорь. – Наверное, нелегко работать с молодежным коллективом? - К машинально поставленному вопросу Галина отнеслась серьёзно:

- Я об этом никогда не думала! Однако сил, здоровья и, если хотите, ума немало ушло на всё это. Спасибо Виктору Игнатьевичу: поддержал, выручил меня вовремя.

- Кто это?

- Директор ГОКа.

Игорь не стал интересоваться, что это за ГОК. Ведь не на день приехал он сюда? Но так как Галина ничем не обнаружила, какими будут их отношения у неё дома, ему пока не о чём было говорить, кроме как об известном ему ансамбле.

В тот же вечер Игорь услышал историю формирования Галины Михайловны как балетмейстера:

- Пришла я на горно-обогатительный комбинат совсем пацанкой, а у них самодеятельность что надо! Я с детства плясать, здорова - кормить не надо! Записалась в танцевальный. Здорово всё получалось, завидовали все девчонки. Вот я и подумала об учебе. Иду к директору с челобитной! "Пошлите меня в культпросвет. Учиться хочу", - заявила ему. Знаете, что он мне ответил?

Гевашев растерянно улыбнулся, не пытаясь угадать.

- Вот приведёшь вместо себя человека, тогда я ещё подумаю! – Полякова, грозно насупив брови, изобразила директора. - А пока речей таких не заводи! А то, чего доброго, все разбежитесь". Я в слёзы. "Учиться хочу! - говорю ему. - Не уйду, пока не подпишите". Что со мной сталось, сама не пойму! Наговорила с три короба: и что сирота, и всякое другое. А он подошёл сзади, обнял, как отец: "Вот что, доченька, не реви. Отпущу, но при условии". – "Каком?" - спрашиваю. "Поступай, но возвращайся на комбинат, и не просто так, а непременно с красным дипломом!"

Поехала я поступать, а конкурс там такой, что лучше и не рыпаться. Когда со списком ознакомилась, страшно стало! Но, оказывается, по направлению я была вне конкурса. Через два года вернулась, и директор оформил меня балетмейстером. Тогда и заразилась я идеей создания ансамбля. Не ахти как много умею, но взялась. И в прошлом году звание народного присвоили, медалью наградили…

Она достала из нарядной коробочки медаль «За трудовую доблесть».

- Хорошо, что приехали, Игорь Васильевич! Места в квартире хватит, - просто и сердечно звучал её голос. Красивые руки бережно, с достоинством, укладывали медаль на атласное ложе. Так же плавно и красиво, словно на сцене в медленном танце, Галина отнесла коробочку в инкрустированную шкатулку на цветном телевизоре.

- У меня идея! Не позвонить ли брату? - она подняла на Игоря безмятежные глаза.

Он не возражал. Через считанные минуты, подхватив Игоря под руку, Галина Михайловна повела его по незнакомым улицам, ничего не объясняя. Они беспечно беседовали о городке, его жизни, природе, климате, обо всём, что обыкновенно говорится, когда стараются познакомить с городом приезжих либо когда не хотят говорить о себе.

Пришли они быстро. Игорь не успел ничего спросить, как на них из двери обрушился шквал хохочущих и визжащих голосов: пятеро или шестеро детей повисли на Галине Михайловне, моментально превратившейся в «тетю Галочку», осыпавшую их маленькими подарками. Карандашики, книжечки, шоколадки были рассованы по ручонкам. Игорь восхитился, что никто из ребят не был обижен.

- Это кто?.. - строго вопросила вышедшая их встречать мать двоюродного брата.

- Муж мой! Нравится?..

Такой титул вполне устраивал Игоря, и как свой он весело поздоровался со всеми, назвался.

От домашней снеди ломился стол. В графине под хрусталь мутнел первач. Возненавидевший алкоголь Игорь упирался изо всех сил, но эти силы души быстро убывали под натиском ласковой опекунши, и Гевашев осилил стопку, потом другую... Язык развязался, скованность улетучилась. Стало весело и хорошо здесь за этим обильным столом, рядом уже с Галочкой. Да и все успели породниться с ним. Галочка, ухаживая за ним, вовсю шутила. После ужина детей отправили спать. Бабушка занялась мытьём посуды вместе с неразговорчивой невесткой.

О деле заговорили после того, как остались втроём. Галочка вновь упомянула о необыкновенных способностях Игоря, о методике ускоренного обучения языку Байрона. "О, Байрон!" - оживился опьяневший брательник и, к удивлению Игоря, начал цитировать «Дон-Жуана». Разговор окончился обещанием Виктора помочь с курсами при Доме быта, директор которого, если "подмазать", обязательно поймёт и оценит божий дар Гевашева.

- Галочка!.. - лепетал брат. - Разобьюсь, а помогу! Нельзя, чтобы талантище пропадал задарма. Не допущу этого! Я сейчас, сейчас... - Он пошёл к вешалке. Не успела вскочившая с завораживающим смехом Галочка остановить его, как знаток Байрона, присев на обувной шкафчик, закрыл глаза и свесил набок голову.

Уже за полночь Игоря и Галину позвали в приготовленную для них комнату. Небольшая, со вкусом обставленная, она преобразилась из гостиной в спальню.

- Ты раздевайся! Ложись! - приказала Галочка и чмокнула его в щёку. Захмелевший Игорь потянулся, было к ней, она мягко отвела руки: - Не всё, сладенький, сразу!

И пожелала спокойной ночи.

Вытянув с наслаждением ноги на свежей постели, Игорь, не рассуждая смежил веки. Минут через пять он открыл глаза. "Свой, свой, свой", - отстукивали ходики у изголовья. "Приняли за своего", - радовался он, хотя мысли путались, и тяжело наваливался сон. Сквозь штору светил месяц, Игорь смотрел на этот зыбкий свет, ощущая блаженство после утомительной дороги с пересадками и тревогами.

Он не услышал, когда кто-то тихо вошёл, на цыпочках приблизился. Его чуть слышно окликнули. Игорь не ответил. Тихо засмеявшись, тёмная фигура стала разоблачаться.

- А вот и Галочка твоя, сладенький мой, - раздался взволнованный шёпот во тьме: - Я тебе не Наташа! От меня никуда не денешься.

Подошла к окну, отдёрнула штору. Любопытный месяц заглянул в комнату. Лишь один он видел, как лицо Галины Михайловны из милого и бесхитростного превратилось в лик прожжённой женщины, познавшей не только радость труда, но и «прелести» жизни одинокой женщины, с оглядкой позволяющей себе вольности без ущерба для репутации. Глаза Поляковой жадно загорелись, когда она в костюме Евы стояла над Игорем, глядя на спящего, как будто чего-то ждала. Пропитавшись чувством, что она, а не какая-то Наташа - настоящая жена, вновь перевоплотилась в шаловливую Галочку, и с чистой совестью нырнула в постель.

II

Недели через две Гевашев завораживал своим красноречием директора дома быта Вятчина и заведующую бюро услуг Лидию Владимировну.

- В прошлом году, - рьяно фантазировал он, - парень один у меня стажировался. По десять часов - и хоть бы что! Уходил свежий, румяный, отдохнувший. А почему? Накладки русского языка нет. Поэтому мозг не устаёт при такой работе. За пять дней парень так наловчился, что остановиться не мог, когда начинал. Только рот раскроет, а слова из него так и сыплются. Раскраснеется весь! Вот вы улыбаетесь, а ему учёба в радость. "Интересно как! - говорит, - в голове само появляется - и всё по-английски! Переводить не надо. Смысл мгновенно улавливаю! И понимаю всё!.."

- Как же это он понимает? - наморщив лоб, спросил осторожный Вятчин и перевёл взгляд на завбюро.

- Сначала человек живёт подсознанием, это по Фрейду. И Павлов Иван Петрович, как известно, говорит: "Подсознательное становится сознательным!" Вот тут диву и даёшься!

- А произношение? - робко засомневалась Лидия Владимировна.

- С ним ещё проще! Пробуждённая энергия слов, хочет ученик того или не хочет, всё равно заставит его уважать слова и произносить звуки правильно. Наступает понимание текста! Значки слов, ранее недоступные и таинственные, становятся близкими, ученик роднится с ними. На­лицо единство телесного и духовного. Неожиданно появляется потребность говорить на незнакомом языке.

- Ну, а если не получится? - спросил Вятчин.

- Ничего не теряете! - поспешил заверить Игорь Васильевич.

- Хорошо! Прописывайтесь и заходите. Я подумаю над вашим предложением.

Выписаться из Измаила не составляло особого труда. А как прописаться? Тут Галочка проявила себя не хуже всемогущей Владлены: выяснилось, что дочь начальника паспортного стола является членом её танцеваль­ного ансамбля. Галина Михайловна закрутила диски нужных телефонов, вошла в нужные двери. Строгую, деловую, игнорирующую очереди балерину тотчас принимали, содействовали, даже поощряли. Через неделю фиолетовый штампик украсил паспорт Игоря. Однако он не решился на развод с Наташей и потому оказался прописанным «ненастоящим мужем». А там, где он был «настоящим» - ничего о его «художествах» не знали. Благоразумная Галина не настаивала. Успеется, если захочу - никуда не денется! Выбьется с моей помощью в люди, а там..." - думала она, с большим рвением помогая в организации пока что малопонятных ей курсов.

В свободное от беготни по инстанциям время Гевашев писал плакаты, советовался со «жрицей искусства», и ему казалось: не только он один испытывает волнение от приближения решающего дня. И день такой наступил. С утра свежий, даже холодноватый, он обещал быть тёплым и ясным. Само солнце, казалось Игорю, поддерживало его смелое начинание, приветствовало разум его, талант и энергию. Стоит ли сомневаться в Вятчине? Конечно же, он даст своё «добро!». Нашлись добрые люди и замолвили за Гевашева словечко. А успех? Успех гарантирован! Иначе быть и не может. И снова закрутится-завертится с помощью сил небесных и земных колесо жиз­ни. Впереди грезилось счастье с Галочкой, а также - огромная творческая жизнь, которая была немыслима с Наташей.

На этот раз Вятчин ни на минуту не задержал Гевашева. Без лишних слов продиктовал ему текст заявления о принятии переводчиком технической литературы временно. Сроком на месяц! "Как ангажемент в театре" - с грустью подумал Игорь, следя за подписывающей рукой. Вятчин тоже почему-то грустно улыбнулся: "Да, пока на месяц".

А через две недели слушатели курсов уже возмущались обучением преподавателя Гевашева.

- Я... - с горестным вздохом сказала строитель Анечка, - думала, Шекспира буду в оригинале читать! А что получилось? Заворожил, взбаламутил и надул... Как вам это нравится?!

А завораживал Игорь Васильевич умело. Когда он старался кого-нибудь увлечь, повести за собой, остановить его было невозможно. Он научился верить в свои догадки и предположения, как правило, не подтверждаемые фактами.

- Брандт?.. Человек такой был в Ватикане при папе римском. На сто одном языке общался. С литовцами по-литовски, с испанцами по-испански, с англичанами, понятно, как. И никто не знает, откуда он родом, кто его мать, отец, где языкам учился. Ничто не могло утаиться, в католическом мире от этих двух людей - папы римского и Брандта-полиглота. Всегда и во всем они в курсе..., - вещал Игорь самозабвенно, не давая рта открыть случайным слушателям его академии самообразования. И все говорил, говорил! Наконец, предвосхищая вопрос, заявил:

- Работаю ли я по системе Брандта, хотите спросить? Нет, не работаю! По ней пусть сам Брандт работает. У меня другая, нашенская система.

Слушатели изъявляли желание знать, какая?

- Лабиринт.

Заметив на их лицах удивление, автор сногсшибательной системы неожиданно для самого себя рассказал легенду, придуманную им самим. Увлёк всех, повёл. И вот, нате вам!..

- И мы с братишкой надеялись научиться, - поднялся с места начальник станции юных техников, симпатичный юноша. - Я так верил! - Он долго сокрушался и недоумевал: - Как могла администрация горбыткомбината, не зная человека, поверить ему на слово и открыть курсы? На что надеялись?

Вятчин хладнокровно молчал, понурив голову. А заведующая бюро услуг прямо танцевала на месте от радости: встреча была организована ею! "Ведь я говорила, с первого дня говорила: ломаного гроша эта затея не стоит! Бюро услуг - не исследовательское заведение для разных дилетантов!"

На этом месте её речи гневный Игорь Васильевич молча, подскочил к слесарю-наладчику Василию, изучавшему ранее французский язык, и стал, орудуя указкой, по-русски спрашивать слова и словосочетания, начертанные на плакатах. Василий, очень способный парень, замолотил без запинок.

- Вот!.. - негодующе сказал Гевашев.- Назубок две тысячи слов за две недели!

Даже заведующая оторопела. Две тысячи слов! Но факт был налицо.

Разрумянившийся Василий блестяще демонстрировал свои познания в английском языке. Что бы ни спрашивал Игорь Васильевич, сам не ожидал от такого успеха, Василий знал. Сдерживаемый каким-то тормозом, не мог, правда, самостоятельно заговорить.

Вятчин, хоть и заметил блеснувшие капельки слёз в глазах чудака- экспериментатора, думал всё же о том, что горбыткомбинат действительно не исследовательский институт, и что за такие курсы взгреют. "Хорошо, если обойдётся выговором," - поёжился он мысленно.

Представитель горисполкома хмыкнул что-то и натянуто улыбнулся. Член комиссии, заслуженная учительница РСФСР с нагрудными знаками на строгом пиджаке, дорабатывающая последний год в школе, тоже смолчала. Она насупилась, сетуя, видно, что ввязалась в непонятное дело. Комиссия была создана по требованию заведующей бюро услуг, испуганной невиданными занятиями среди шума и гама от аппаратуры, взятой напрокат в доме быта.

Вятчин взглянул на часы и, неуклюже сгорбившись, двинулся к выходу. Игорь Васильевич отчего-то сравнил себя с ним - собственный голос показался ему шёпотом. Вслед за Вятчиным заторопились члены комиссии, и этим подвели невозмутимую черту под обсуждением: дескать, и без слов все понятно. "Почему никто не заступился за меня?" - подумал Гевашев, наблюдая через окно, как члены комиссии чинно рассаживались в чёрную «Волгу».

Объявив о роспуске незавершённых курсов, он без сил привалился к стеклу, улыбаясь: "Ах да, Василий! Разве это не доказательство, что я на правильном пути?"

Бывшая "академия" - кто, негодуя, кто, жалея выброшенные на ветер деньги, а кто и сочувствуя Игорю Васильевичу втайне - разошлась. Он стал, подставляя стулья, снимать со стен ненужные плакаты. Он не проронил ни слова, когда вернувшийся зачем-то Василий молча стал помогать ему. Василий же и проводил Гевашева домой, помог нести оттягивающий руку магнитофон и, умело, ориентируясь в районе новостроек, укоротил дорогу. Возле угловой пятиэтажки Василий поставил на асфальт магнитофон и, пожимая руку Игоря Васильевича, неожиданно высказался:

- Это правильно, что деньги вернут!..

Вот так и резюме! Но ни на следующий день, ни после он так и не зашёл в кассу дома быта. Все остальные, кто, стыдясь, а кто, злословя, подходили к окошку кассы с заверенными секретаршей Вятчина заявлениями о возврате денег.

Бухгалтерия не обошла и Гевашева. По составленной калькуляции ему начислили сорок процентов из невостребованных Василием денег. Растроганный Игорь Васильевич хотел, было зайти домой к сочувствующему ученику и поблагодарить за всё, но, поразмыслив, понял: это ни к чему..

Дома, узнав о провале Игоря, Галочка замкнулась, предоста­вив одному переживать неприятности. Неудачи здесь и там, в Измаиле, о которых признался Игорь ей необдуманно, оказались для не знающей поражений Галины достаточно веской причиной, чтобы пожалеть о растраченных впустую силах. Подсчитывая в уме, она удивлялась:

"Ради чего я развила такую деятельность? Для того чтобы он остался здесь, со мной? Да разве можно на него положиться? Одни слова!.."

Игорь чувствовал себя так, будто его вычеркнули из жизни. Ещё вчера он был в горниле дел, а сегодня ему всё опостылело. Нет ничего, всё мыльный пузырь, непонимание, пустота... Хотелось уехать отсюда поскорее, как можно поскорее. Но как? И, значит, зря затевал дело? Конечно, можно следуя этой методике, существующей пока что в его голове, заговорить, зачитать по-английски. И вот всё потерять. А начиналось ведь на подъеме, с радостью, и верой! "Что ж, всё когда-то кончается", - уныло думал он, два дня слоняясь по квартире без хозяйки. То же сказала ему на третье утро и Галина, распахивая створки окна.

- Ты о чём? - рассеянно отозвался он под жужжание «Эры». Гевашев что-то неважно себя чувствовал после очередного потрясения, и, бреясь, мысленно плескался в ванне с экстрактом хвои. Эта процедура всегда улучша­ла его самочувствие.

- О девочках своих!..

- А я обрадовался, думал, мне сочувствуешь.

- Посочувствовала, хватит!

- А что с девочками? - не стал заводиться он.

- В Институт культуры надумали.

- Молодцы, - безучастно сказал Игорь, машинально водя механическим «шмелем» по чистому подбородку. Не ответив, Галочка ушла на кухню. Игорю было тягостно с самим собой наедине. Он безвольно побрёл за ней.

- И меня зовут с собой, - тихо сообщила Галина Михайловна.

- Как няньку? - сам не зная зачем, впустил он шпильку злости.

- Подумай!.. – пока что мирно сказала Галина Михайловна.

- Учиться?! - осенило его. - Насколько я понимаю, тебе захотелось учиться?

Как не радоваться стечению обстоятельств? Гулко колотилось сердце, пока он соображал: пуститься в рассуждения о пользе наук, чтобы она загорелась и уехала? Или... чтобы не вызвать подозрений, лучше не одобрять, а говорить о трудностях, тем и раззадорить?

- Там ведь экзамены, - неопределённо сказал он.

- Ну и что? - вскинулась Галина Михайловна. - Что такое для меня экзамены?

- Их сдавать надо, - продолжал лицемерить Игорь.

- А я не одна! Как-нибудь сдадим вчетвером.

-Учатся в одиночку, Галочка, - цедил он. - К экзаменам основательно готовиться надо... Самому пришлось в аспирантуру, - он скромно замолчал.

- А не забыл ли ты, лапонька… - ангельским голоском начала Галина, но, не выдержав, сорвалась: - что до экзаменов ты так и не добрался? Тебе ведь хорошей характеристики не дали!?

- Я хотел сказать...

- Я ведь другое дело! - перестала церемониться Галина. - У меня и характеристики что надо, и медаль, и горком за меня.

"Что с ней спорить?" - подумал Игорь. За месяц совместной жизни он усвоил, что заводиться не стоит. Тем более, что всё идет прекрасно. Она клюнула! Богатым опытом по части побегов Игорь мог поделиться со всяким желающим. Наметив план действий, он, радуясь возможности безболез­ненно выписаться, промолчал. За завтраком продолжал уговаривать её "не рыпаться никуда", - и добился того, что Галина заупрямилась, накричала на него.

- Ладно, поступай, как знаешь! - махнул он картинно рукой. Хотел уйти в комнату, но Галина не отстала:

- Да, и поступлю! Только ты-то что? Чем займёшься теперь? С курсами завалил. Хотя я ненадолго еду, а всё же - чем?..

- Может, кружок английского или клуб организовать, - неудачно сочинил он на ходу.

- Не смеши людей! - фыркнула Галина. - Хоть шум пусть уляжется! Подложил мне свинью, спасибо! - Она зло посмотрела ему в лицо.

В тот же день она мимоходом бросила Игорю:

- Перед твоим приездом я говорила с директрисой третьей школы. Мы вместе в интернате воспитывались. Ещё напомню! Может, она возьмёт тебя. И ты сиднем не сиди! Хватит прохлаждаться.

Ей невдомёк было, что Игорь настроился уезжать. Возможно, Галина сама лукавила, в душе желая именно этого. Она не догадывалась, что бег­лый отец действительно соскучился по детям, дому, Измаилу, южному солнцу и маме. И без восхищения уже смотрел на балерину. Не было и желания быть рядом. Он улыбнулся, услышав, как Галина, споткнувшись обо что-то, зло прошипела: "Боже, ну и нашла!"

III

Ещё раз приготовясь «к старту», Игорь убедился, всё ли на месте в громадном портфеле, напоминающем спортивную сумку. Подойдя к окну, выглянул. Прежде радовавший пейзаж наводил уныние и грусть, хотя внешне за окном ничего не изменилось. Стараясь не терять самообладания, он присел «на дорогу», прислушиваясь к шумам из-за обитой бордовой кожей наружной дверью. Только что он проводил художника, и смутное беспокойство оттого, что в любую минуту может нагрянуть Галина Михайловна и застанет его с собранными вещами, усилилось. Потом он взглянул на стену.

- Ну и молодчина! - с восторгом повторял он, любуясь двадцатиминутным творением местного живописца. Конечно, не совсем так хотелось ему уве­ковечить своё пребывание в Старом Осколе.

Художник сначала назвал желание Гевашева капризом. Не понимая, зачем понадобилось портить стену жар-птицей на фоне фотообоев "берёзовый лес", он назвал аховую сумму. Корчивший из себя миллионера, Гевашев помрачнел и, насупившись, осведомился о времени, которое понадобится для исполнения «заказа». Это его и спасло.

- Часов пять-шесть! - прикинул обстоятельный художник. - Ладно, пусть потомки радуются. Гевашев сразу увидел лазейку:

- У меня только час в запасе! Может, чего и сообразите попроще?..

- Раз пришёл, могу перо изобразить. Задаром! - Художник, приложившийся к стопке, поднесённой Игорем, развеселился.

- А что!? Мысль!..

- Хозяйка ругаться не станет? Обои-то импортные. И где только достали...

- Это моя забота! - отрезал Игорь.

- Так-то оно так...

- Если вам жаль дорогих обоев, то не надо браться, - запетушился новоявленный хозяин.

- Ну, будь что будет! Смелость города берёт! - И весельчак принялся за работу, Гевашев, взволнованно пыхтя, молил бога, чтобы его не застукала Галина.

На вокзале в ожидании поезда, забившись в дальний угол и не вы­совываясь на перрон, он устало подумал о несостоявшейся совместной жизни. "И чего захотел! Творческой жизни! - ругал он себя. - Видимо, желание творить обрекает на одиночество. Как и Галина Михайловна, я буду одинок!"

Добираясь на вокзал, он ещё - ничего не обобщал, не подытоживал. Даже не вспомнил о пере жар-птицы, тупо глядя на беззвучную сутолоку за окном экспресса.

Он делал вид, будто у него всё нормально, уезжать никуда не собирается, просто едет по делам. И только войдя в вокзал, осознал, что подводит черту ещё одному этапу своей мыторной жизни. Вокзал - особое место, его, как-то не замечаешь, когда приезжаешь и сразу бросаешься к автобусам, такси. За суетой и хлопотами, он ничего не значит! Но когда уезжаешь, особенно надолго, быть может, навсегда, - видишь вокзал по-иному. Ты уже не в городе. Вокзал - это вполне зримый остров в его черте. Сидя на нём безликим существом, ты чувствуешь себя отрезанным от всего того, от чего уехал.

Каждый, раз спасаясь бегством, Игорь имел время подумать обо всём этом и принимал каждый свой «вокзал», как очередную стартовую или финишную площадку судьбу. Он чувствовал себя в тридевятом царстве сейчас. До квартиры Галины Михайловны, откуда сбежал, добираться теперь - не доберешься!.. И он вспомнил, что запасной ключ всё ещё у него. Вокзал сразу перестал быть далёким островом: отсюда легко доплыть до материка. И положить ключ! А что? Он успевает. Положить ключ и насладиться заново, полюбоваться пером жар-птицы. Потом навсегда захлопнуть за собой дверь жилища, которое, увы, так и не стало родным домом.

Какое-то предчувствие остановило Игоря, заставило нырнуть в телефонную будку возле самого дома. "А что, если она вернулась?" ...Едва набрал номер, как трубку сняли. Кроме неё - некому. Он вспомнил теперь о забытых двух книгах. Теперь их уже не взять! Особенно пожалел Игорь о книге с интригующим названием «Последние тайны старой Африки». Он оторопело взирал на трубку, не зная, что делать. Игорь совершенно забыл, что в пятницу договаривался ещё с одним художником, ибо не особенно рассчитывал на «весельчака». Тот, другой, парнишка-самоучка, воодушевлённый сунутой ему в карман десяткой, принялся сразу за эскизы. "Наверняка он придёт", - подумал Гевашев, не решаясь заходить в дом, - ладно, придёт и уйдёт!"

Через две минуты новенький экспресс, не в пример тому, на котором ехал в первый раз, мчал его обратно на вокзал.

Когда парнишка-художник пришёл, дверь на его короткий звонок открыла Галина Михайловна с красным лицом и сверкающими глазами. "Смылся! - бушевала она. - Крохобор, даже бюст Пушкина, что привёз, забрал".

- А хозяин где? - смущённо затоптался живописец, не спросивший имени заказчика, толком не знающий, кого спрашивать.

- Кто? - насторожилась хозяйка. - Игорь?

- Вот-вот, наверное, Игорь! Где он? Понимаете, просил зайти. Задаток дал... Срочный заказ.

- Какой заказ?!

- Нарисуй, говорит, на стене квартире жар-птицу. Думал я, что на­пился он до чёртиков. А потом пригляделся - тверёзый. Вот и пришёл с эскизами и красками.

- Раз пришли, заходите! - Галина Михайловна живо посторонилась. Когда он прошёл и сел в комнате, она зловеще сказала:

- Сидите до тех пор, пока я не выясню, куда он подевался. Схватила трубку зазвонившего телефона и тут же бросила назад. Ей пришло в голову, что это Игорь, но что он находился внизу у дома - этого не знала.

- Сейчас позвоню в милицию, - грозно сказала она. Парнишка заробел по-настоящему:

- Ну, я пойду!..

Хозяйка, цыкнув на него, загнала его обратно в кресло.

- Я то при чём? Меня попросили, я и пришёл.

- Для протокола понадобишься! Вот это кто намалевал? Парнишка повернул голову и в смежной комнате через открытую дверь увидел нарисованное гуашью во всю стену перо жар-птицы. Каждая пушинка на нём отчётливо выделялась. Парень улыбнулся, и разочарованно про­тянул :

- Это только перо!.. - И невесело сострил: - А жар-птица, видать, уле­тела... - Сам того, не ведая, он был близок к истине.

"Стоп! Стоп! Не себя ли имел в виду, это чудило? - Галина Михайловна даже привстала от поразившего её неприятного открытия. - Устами мла­денцев глаголет истина... Ну и подумаешь, гусь!" - фыркнула она. Сердце больно закололо.

Немного погодя несчастный живописец с тревогой прислушивался к телефонному разговору.

- Даже не знаю, как назвать!.. Прощелыга один. Его прописали, устроили, живи - не хочу. А он ни благодарности, ни извинений! Подвёл всюду. По существу?.. Стену изуродовал, а у меня квартира после ремонта. Кто мне ущерб возместит? Что? Нет, не один. Какой-то здесь сидит. С поличным застукала: краски и кисти при нём. Хорошо, жду!

Побелев, парнишка встал.

- Куда? - загородила проход Полякова.

- Как куда? - слабо улыбнулся он. - Домой! Гулять некогда.

- Что, мазнёй занят? Стену изуродовал, мало показалось?

- Да не я это!..

- А кто?!

Через десять минут доставленный в отделение милиции самоучка изложил то немногое, что знал о «заказчике». К протоколу прикрепили эскизы к великому неудовольствию парнишки. Хотя он понимал, что это улика против Гевашева.

В городе было одно обиталище художников - подвальная мастерская. И милиции уже было с кого спрашивать за причинённый ущерб.

В пятницу Игорь забрёл туда. Он бродил потерянно среди экспозиций, не оживляющих длинный мрачный коридор, тут и встретился ему хохмач, который расписывал перо жар-птицы.

- А вам что угодно? - вырвал Игоря из размышлений его весёлый голос.

- А? Кому?.. Мне?

Художник шутливо заглянул ему за спину:

- Вроде никого больше!

- Вы художник?

- Да вот господь одарил этим прозвищем, - развёл он руками. Не привыкший к односложным репликам, Игорь тотчас горячо заговорил о жар-птице, о том, что душа его жаждет умелой руки, способной на­нести красками мифическую птицу на солнечной стене комнаты. Живописец осторожно покачал головой:

- Сегодня не могу!

- А в понедельник? - умоляюще сложил руки Игорь.

- Поглядим, - неопределённо сказал тот, когда Игорь вместе с адресом сунул ему красненькую.

Не очень-то поверив, Гевашев стал соображать, где же ещё искать художника. Вспомнилась доска объявлений: не может быть, чтобы кто-ни­будь не предлагал своих услуг. Подобного сообщения на доске не ока­залось! Зато он разговорился с болтавшимся там же бородатым молодым с человеком, почему-то решив, что раз бородатый, так и художник. Тот, хоть сам и не художник, знал одного юношу, способного нарисовать желанную птицу во всём великолепии. Такова была предыстория вопроса…

На вокзале Игорь с грустью думал о том, что все же здорово было у Поляковой. Соприкоснулся с настоящим искусством, вкусил сладость иной жизни. Дома ждёт вовсе не то! Игорь ещё не понимал, почему не очень то жалеет о не получившейся жизни с Галиной Михайловной.

- Ничего! - твёрдо сказал он себе, ступив на подножку вагона. - Найдём местечко, где не только курсы, но и жизнь получится.

Выдворенный из старо оскольского Дома быта, как в своё время и в Измаиле, он всё же утешался тем, что в его самый главный обличительный документ каким-то образом прокралась запись о том, что «принят переводчиком технической литературы».

С неисчислимыми пересадками Игорь добрался, наконец, в Измаил, пощупал трудовую, как бы убеждаясь, что жива бедолага. "Ну, какой, госпо­ди, из меня переводчик? Да ещё технарь! Но ничего не попишешь, раз творческая мысль Вятчина не смогла иначе узаконить пребывание в Доме быта заезжего уникума.

< Предыдущая		Следующая >