Глава двадцать девятая

НОВОСТИ, МАМА!

I

Как ни дорожил Гевашев работой вахтёра, надеясь на хорошую характеристику, нужную ему для школы, в сегодняшнюю смену в нём бушевали страсти, и было не до беспрекословного несения службы. Затрепетало, запело в нём всё, и поводом к этому смятению души послужил телефонный звонок, когда незнакомый, но приятный женский голос, волнуясь, поздравил.

Сын? На миг остановилось сердце, глаза впервые за этот день заволокло пеленой. Он сидел, улыбаясь мокрыми от горячих слез щеками; вдруг почувствовал, что душит его форма! И дышать совсем нечем. Он чертыхнулся, принялся лихорадочно сбрасывать с себя её атрибуты. Опомнился. Стыдясь за малодушие, торопливо стал поднимать. Стряхивать разбросанные по полу китель, рубашку, галстук, подтянул брюки. Хорошо, что не видел никто? Снова надел всё это на себя и облегчённо вздохнул.

Ничего, мытарства позади! Скоро, совсем скоро новая жизнь. Новая, без этой, - он всё же с признательностью осмотрел свою форму. Сослужила службу и хватит! Чудовищной тратой времени показалось ему время­препровождение на посту вахтёра. Он нащупал конверты, несколько дней назад взятые в почтовом ящике, и счастливо улыбнулся.

Содержание одного коротенького листочка несло пока что неизвестное. Его приглашали на собеседование в школу. В другом сообщалось, что его экспериментами заинтересовались. Ну, а как же иначе! Информация на английском – без зубрёжки становится знанием?! Фантастика! Уму непостижимо. Но это так. Обученный его «методом» не страшится спонтанно разговаривать, автоматически писать, беззаботно, легко читать; словно родился он со знанием языка! Он будет понимать в оригинале книги без словарей! За сто, сто двадцать хаотических часов постичь стихию языка объять необъятное! Это даёт его программа. С ним, преподавателем, или без него. Не раз чудилась ему картина будущего обучения. Без него посложнее, но реально: за него будут трудиться, как пчёлки, магнитофоны трудолюбиво, дерзко, неутомимо. И пробудится радость понимания, а с ним - и радость познания. Вне воли человека! Радость окрепнет, созреет и породит ожидаемый трепет - томительное предвкушение спонтанной речи. В волнении рождается речь!.. И это всё он, Игорь, не только наблюдал, но и пережил, испытал на себе.

Какая благодать шагать утром по вымытому майским тёплым дождем Калининскому проспекту! Воздух предельно чист; прозрачны в его голубоватых просветах архитектурные ансамбли небоскребов - близнецов далекой Гаваны. Освещённые восходящим солнцем, вздыбились монолитными опорами корпуса министерств в двадцать шесть этажей. Созданные из стекла и бетона, они казались невесомыми, неземными, хрупкими.

Гевашев шёл со смены, полной грудью вбирая в себя свежесть утра. И жизнь его наполнялась особым смыслом. Насколько это удавалось, настолько воплощались в жизнь «наполеоновские» планы. И потому он гордился собой! Капля по капле, изо дня в день осуществлялось давно задуманное стано­вление Игоря как личности.

Почему не понимают окружающие, что неустроенность жизни расшатывает, рушит человека? В тёмные минуты отчаяния он спрашивал себя: для чего он создан? Почему страдает? Но есть в нём сила, и снова горит свет. Да он встал на путь познания с задворков, но выходит уже к фасаду. Не­даром за стеклом в шкафу хранит он серую небольшую фигурку коленно-преклонного слона - символа его жизнестойкости, так и не поставленного на колени.

Примерно так думал про себя Гевашев, обращаясь к матери. Теперь, надо думать, она не осуждает его за оставленных детей, за вымученный развод. А ведь он молчит об Оленьке. А если «скажет - станет ли одалживать деньгами?» Нет, он не мог рисковать! Узнает со временем, всему свой черёд. Целых два года он в Москве, а ведь начинал с вокзалов.

На ходу он вытащил из кармана письма, пробежал глазами по конвертам. Одно из них - ответ на его предложение в Академию педагогических наук.

На центральном телеграфе ждать не пришлось; вызов сделали быстро. Мать оказалась дома.

- Завёл кого? - сразу огорошила она.

- Мама!?

- Ты душой не криви! Выкладывай, как есть. Сердцем чувствую: неправду сказал ты мне!

- Мама!..

- Я уже сорок лет мама! Раз звонишь, что-то случилось. Я так пони­маю. Говори же? - По голосу было понятно, что мать обеспокоилась. - Ты мне душу не трепи! Из-за твоих фокусов глаз не смыкаю, когда только образумишься?!

- Зря так говоришь! - закричал Игорь. - Причём я, если жизнь так сложилась.

- Опять за свою песню!.. Ты что - выходной?

- Да! С работы иду, вот зашёл на телеграф.

- Значит, - внушительно подвела итог мать, - что-то стряслось? Выкладывай! Не то брошу трубку.

- Да всё хорошо!

- Вечно у тебя всё хорошо! Я Наташу видела. Говорю: "О своей жизни подумай". Она мальчонку дёрнула за руку и пошла.

- А нельзя ли Серёжу забрать ко мне?

- Ещё чего выдумал! Здесь его мать, здесь я. Мальчонка присмотрен! Ты сам в Москве на птичьих правах. И думать не смей! Да и встречаться не надо: только растравишь ребят. Встанешь на ноги, тогда поможешь детям. Хочешь поговорить с Юрой?..

Сын застеснялся, но по мере того, как говорил с сыном, чувствовал себя свободнее.

- Понимаешь! Человек не должен пропасть, - начал свою проповедь беглый отец, чтобы как-то оправдаться перед детьми.

- Не понимаю, как может пропасть человек? - Недоверчиво сказал Юра.

- Он должен состояться! - Отец даже рукой взмахнул. - Вначале он открывает себя, сохраняя своё предназначение в тайне от общества...

- Почему в тайне? - хмыкнул в трубку сын.

-Этих «почему» бесконечное множество! Но ты мой сын, и тебе по плечу разобраться.

- Нет, не понимаю!..

- А тут и понимать нечего, - сказал отец. - Всё яснее ясного!

- Загадками говоришь, папа.

- Может, и загадками, но вполне решаемыми! Вначале человек откры­вает себя: "Для чего я родился, крестился?"

- А если некрещёный? - возразил Юра не без иронии.

Отец задумался.

- Тяжко тогда! Человеку нужна вера.

- Ты что, в бога веруешь?..

- Всё от всевышнего, - уклончиво ответил отец.

- Заливаешь, папа! Всё поднебесье люди обшарили. Никого там не наш­ли.

- А это смотря как понимать! В моём понимании бог - это то, во что верит человек.

- Не понимаю? - рассердился Юра. - Вот я стал токарем. Как, по-тво­ему, я состоялся?

- То, что токарь, это ни о чём пока не говорит. Как бы тебе объяс­нить? - И отец, жестикулируя, и не заботясь о культуре речи, стал извергать потоки сумбурных фраз - об открытии самого себя, о развитии способностей, о пользе самообразования.

Сын слушал, слушал и не выдержал.

- Ты святой, папа! Не пьёшь, не куришь.

- Это нормальное состояние человека!

- Не воруешь, не спекулируешь. Святой! Теперь я понимаю... Бабуш­ка хочет с тобой говорить.

- Ну что у тебя, рассказывай? - вновь приступила мать.

- Новости, мама!..

- Какие ещё новости?

- У тебя внук...

- У меня есть уже внуки. Какой ещё внук?

- Родился он... Три двести, - запинаясь, ответил Игорь.

- Так и думала! Без своей квартиры, ещё не встал на ноги, а новой семьёй обзавёлся! И все эти трюкачества на мою бедную голову. - Нем­ного погодя, мать миролюбиво сказала: - А она кто?

- Зовут её Олей! Двадцать лет.

- Ты что? - ахнула мать. - Намаешься с молодой-то! Погоди, она загуляет ещё!

Игорь помедлил с ответом: - Снова... с нуля начну. - И сам испугался своих слов.

Мать тяжко вздохнула.

- Сама приеду, и посмотрю! Дядя Вена вернётся не сегодня-завтра, тогда и буду собираться.

- Мама!..

- Я сорок лет «мама»! - Она сухо попрощалась и повесила трубку.

Придя, домой, Игорь набрал домашний номер профессора.

- Думаю, не позвонить ли? - вкрадчиво сказал он, убедившись, что про­фессор у телефона. - Не пора ли нам поговорить. Полгода уже прошло, как мой набросок у вас, а ваш буклет - у меня.

Говоря о наброске, он имел в виду проект «методики».

- Откуда у вас такие познания? - спросил тогда профессор.

- Вы хотите за пять минут понять то, на что я потратил тринадцать лет? - шутливо и вместе с тем заносчиво сказал экспериментатор с удив­лением и потайной радостью, следивший за дрогнувшими руками учёного, принимавшего из рук в руки его методику.

Алексей Алексеевич помолчал.

- Телефон мой знаете, разумеется, домашний. Через пару недель звони­те, - как можно небрежнее сказал он.

- Здесь! - указывая на свою методику, добавил Игорь на прощание, - нет ключа. А без ключа дверцу не открыть, - засмеялся он и постучал себя по голове пальцем. - Здесь ключик от ларца золотой!

И вот сейчас он услышал:

- Я поговорю ещё раз с коллегами. Позвоните недельки через полторы. Всего хорошего! - и профессор положил трубку.

- Так! - протянул Гевашев разочарованно. - Мельчают даже учёные. Кто мог подумать, что сын всемирно известного учёного будет морочить мне голову? Не видать методики, как ушей своих. И он пальцем не пошевелит в отношении меня! С ним всё ясно. Ничего, найдём другого. Есть ведь такие, которые хотят добро творить.

В следующую минуту, охваченный волнением, он засобирался к Оленьке.

Вдруг раздался звонок.

- Игорь Васильевич! Это один из учеников ваших... Вспомнили?

Голоса он не узнавал.

- Не совсем, напомните.

- Василий!.. Ну, такой, каштановый.

- Всё равно не узнавал Игорь Васильевич. Но когда Василий назвался Василием из Старого Оскола, он вспомнил. Да как не вспомнить того, кто в самый критический момент поддержал его перед авторитетной комиссией.

- Вспомнил, вспомнил! - Радостно сказал Игорь Васильевич. И всё же звонок этот озадачил: нет ли к нему претензий? Столько прошло времени? Года четыре, не меньше!..

- Как нашёл меня? - опросил Игорь Васильевич.

- Элементарно! По объявлению "Беспереводной курс английского". Ког­да прочитал, сразу понял - это вы! Кроме вас некому давать такое объявление.

- Молодцом, что позвонили! Ну, а меня уж простите... Чертовски тогда я устал, возненавидел себя и вас. А как вы? Это время языком занимались?

- Если откровенно - не в полную силу.

- А остальные? - Только двое остались верны английскому: я и директор станции юных техников. С тех пор наперегонки - к финишу!

- И вы решили... - Игорь Васильевич не знал, что сказать.

- Да, да! Можно у вас позаниматься? Надумал я поступать...

- Но я, Василий, не репетитор, - тон Игоря Васильевича заметно изме­нился.

- Знаю, знаю, - поспешно согласился с ним Василий.

- Вот что! Надумаете всерьёз оживить в памяти язык, наберите вот этот номер и звоните до посинения; так как я редко бываю здесь. Луч­ше начинайте с утра, - и он положил трубку. Телефон зазвонил вновь.

- Извините, это снова я, Игорь Васильевич. Вы меня просто не поняли?

- Я слушаю. - Голос Игоря Васильевича подобрел. - Вы хотите приехать?

- На следующей неделе во вторник или среду, можно?

- Лучше в среду! Адрес запишите. Метро «Коломенская»...

В среду Гевашев почему-то с трепетом ожидавший Василия, услышал музыкальный звонок за час до назначенного срока. Удивившись такому рвению, он сорвался с места и распахнул дверь. Перед ним, наклонясь в сторону тяжёлой сумки, стояла мама.

- Ты!.. - укоризненно засуетился Игорь, когда стал в состоянии что-либо делать и говорить. Выхватил сумку, впустил её. - Совершенно сама, без телеграммы!.. Я бы встретил. Так ждал.

- Что катать деньги зря? - нахохлившись, сказала мать.

- Почему зря? - возразил он. - Молодец, что приехала! Сама убедись, что ничего дурного со мной не приключилось.

- Да и путного мало!..

- Что хочешь сказать?

- А то!.. - сквозь слёзы вспылила мать. - Не совестно тебе моей ровеснице голову морочить?

- Кто такую ересь сказал? - смущаясь, выдавил он.

- И что, все так поступают?

- Насчёт всех не знаю, а для меня Ольга Владимировна вроде приёмной матери: приготовит и обстирает, раз в недельку в кино сходим, а то и в цирк. Одной ей скучно, тоскливо. Под шестьдесят ведь! Боится одна ночевать в квартире. А сейчас смысл жизни во мне нашла. Да-да, не смейся! Детей у неё нет, и никогда не было. Муж, столяр-краснодеревщик, лет десять как умер. Рассказывала, с ногой мучился, до гангрены дело дошло, ампутация не спасла.

- А у тебя с ногой как дела?

- Ты разве писем не получала? Я ведь из больницы писал.

- Да ты толком разве напишешь? Видно, ты ещё больше мальчишка, чем был. А где она?

- Кто?..

- Хватит дурачиться и морочить голову матери! Выкладывай всё на чистоту. Где Оля?

- Ехать надо к ней. Может, сначала поздороваешься с Ольгой Владимировной? Она скоро из магазина придёт.

- Не затем приехала!

- Зря ты так! Всё же великое дело для меня она сделала. А ехать нам недалеко. С Ярославского вокзала электричкой минут сорок, сорок пять.

- И что там?..

- Пушкино. Город так называется. В Подмосковье.

- И что она там делает?

- Такие наивные вопросы задаёшь!

- Я мать и хочу знать: где и с кем живёт она?

- Растит внука твоего... - Он запнулся. - Живут в общежитии.

- Где?.. - Матери показалось, что она, ослышалась. Потом дошло до неё, она схватилась за голову. - Ты что, москвичку не нашёл?

- Я жизнь строю.

- Все её строят! Что с этого?

- То, что жизнь с самого начала строить надо! С нуля!

- А жить когда?..

- Где жить, с кем жить, где работать, - серьёзно ответил сын, повторяя избитые истины, - вечные вопросы жизни. Могу добавить, что людей, которые делом ответили на них, я не встречал. Может, ты знаешь?

- Ты не умничай! К ним вези, а этой бабы знать не желаю.

- Мама, - покачал Игорь головой укоризненно, но обрадовался. - Хорошо! Едем!

На чистом листке бумаги Игорь написал Василию, что занятия по непредвиденным обстоятельствам отменяются. Насчёт следующего раза лучше позвонить несколько позже.