Глава тридцатая.

Заключительная.

ЛУЧШЕ ЭТОГО НЕ ПОНИМАТЬ

I

- Ну, как?.. - победно воскликнул Игорь Васильевич при появлении на кухне соседки Екатерины Алексеевны, престарелой вдовы без вести пропавшего офицера во время войны.

- Ничего!..

- И вечно вы так, - недовольно сказал Игорь Васильевич. - Празднично стало, наряднее кухня, а вы, - «ничего».

И правда, нелепый прямоугольник кухни с одним окном в угол, где сиротливо размещалась мойка, преобразился и радовал глаз.

Гевашев мысленно похвалил себя: "Неужели и я могу, не надеясь ни на кого, делать нужное и приятное своими руками? Могу! Вот доказательство! И как смеет она сомневаться в этом? И он заорал во всю глотку:

- Разве не видите, что на пятёрку?! На пятёрку!..

Пенсионерка не умела креститься, иначе перекрестилась бы: до того перепугалась! Она быстро прошмыгнула в коридор, скользнула к себе и поспешно захлопнула дверь.

А Игорь Васильевич, уже в своей комнате, разошёлся:

- Как можно так жить? Просто так! Ничему не учиться, ничего не до­стигать, ничему не удивляться?! И как не может понять она, что лучше верёвку на шею, чем на такую жизнь подписаться?

Поостыв малость, он осознал, что вёл себя плохо. Стало неловко и стыдно за ту борьбу, что проводил он с бабушкой.

- А как по мне, - сказал ей через полчаса, усердно протиравшей засаленной тряпкой плиту, - я бы всех, кто вашего возраста, поселил бы по-человечески, чтоб и горячая водичка, и душевая попариться...

- А я сроду не парилась и не люблю. - Бабушка умела, отвечать невпопад.

- Вы же русский человек.

- Русская.

- Да ведь испокон веков заведено у нас: банька с веничком берёзовым и стаканчиком после, капустка квашеная и солёные огурчики, - Игорь Васильевич захохотал.

- А мне по состоянию здоровья противопоказаны и квашеная капуста и стаканчик.

- Ну, другое дело, - устало сдался Игорь Васильевич. - На вид вы совершенно здоровы, никогда не жалуетесь.

- А кому? Сёстры старые, у самих ноги отказывают.

- А нам? Мне?

- У вас своих дел невпроворот.

- Вы молодец, Екатерина Алексеевна, сознаёте, что трудновато нам с двумя детьми.

- Конечно, я понимаю, помогаю, чем могу.

- Вот за это спасибо!

В комнате, проснувшись, захныкал Рома. Игорь Васильевич, казалось, не слышал: был удивлён пришедшими мыслями.

- Жизнь и заключается в том, чтобы помогать друг другу. Вы живёте и ждёте обещанного ремонта, а могли бы...

- Обещали после Нового года сделать!

- Лучше поезжайте на Войковскую, в обойный магазин. Выберите там, что по душе. Я помогу вам наклеить.

- Сначала потолок надо отделать!

- Так и жизнь пройдёт в обещаниях.

-Уже прошла, - грустно заметила Екатерина Алексеевна.

- Нет! Раз на ногах стоите и мыслите, жизнь продолжается. Что стоит вам иначе взглянуть на себя? Ведь у вас есть призвание - дети!

- Детей я люблю!

- Вот видите? А всю жизнь не своим делом занимались. Думали, небось, что своим.

- Я пожила! И в Крыму, и в Прибалтике отдыхала.

- И отдыхать надо было, и жизнь делать! Трезво и разумно!

- Вы меня алкоголичкой считаете?!

- Да нет, не понимаете вы меня!

- Нет, поняла! Только вы один и живёте правильно.

- Обиделись?.. Зря! Сколько энергии, здоровья потратить надо, чтобы вас убедить в том, что есть другая, более разумная жизнь, нежели забота о кошках.

- Лучше этого не понимать.

Спустясь с облаков на землю, Игорь Васильевич, наконец, услышал надрывной плач своего младшего сына и почувствовал себя так, как после анализа своей деятельности «москвичом» из Балашихи. Рванул дверь, в два прыжка достиг кроватки, выхватил оттуда Романа. Тот замолчал, приткнувшись тёплым тельцем ему в плечо.

- А вот и мама? - сказал через минуту растроганный папа, услышав короткий звонок в дверь. Екатерина Алексеевна, опередив его, впустила Оленьку и тут же ушла к себе, демонстративно щёлкнув замком.

- Что с ней? - спросила Оленька, улыбаясь ребёнку. Она имела в виду Екатерину Алексеевну. - Поссорились?

- А чему в её возрасте радоваться? На кухне, правда, красиво?

- Ой!.. Так высохнет, и зелёная краска проступит!

- Я стараюсь, а ты и не вознаградишь, - обиделся Игорь, подставляя щеку для поцелуя.

- И не буду, пока не помиришься с Екатериной Алексеевной.

- Мы не сорились! Просто я пофилософствовал о смысле жизни.

- Дома философствуй себе на здоровье, а старого человека не дразни! - Оленька сказала и прикусила язык, потому что высказывания Игоря выводили из себя не только престарелую соседку.

- Чтобы жить, надо выработать у себя понимание значимости того, что делаешь!

- Понимание есть у всех, - сказала Оленька.

- Просто понимание есть у всех, а осознания того, что делаешь, нет ни у неё, ни у сестер твоих.

- Что имеешь в виду?

- А то, что сёстры тебе не сочувствуют, хотя у тебя двое детей. И ещё ты учишься в институте! Как человеки ни брат твой, ни сёстры твои не сформировались.

- А ты сформировался в сторожа! Молчал бы лучше. Надоели твои нра­воучения! - разобиделась Оленька. Готовилась заплакать, но тут услы­шала звонок и ринулась в коридор. - Странно! Вроде никто не обещался прийти. - Посмотрев в глазок, она шепнула: - Мужик какой-то!

"Это пожаловал отчим!" - понял Игорь. Через пять минут, после обоюдного приветствия, Игорь говорил ему: - Что-то вы не угощаетесь!..

- Я сыт, - отчим поводил красноватыми, навыкате глазами по комнате, чувствуя себя довольно скованно. - Сколько здесь?.. Так, - произнёс он, узнав общий метраж. - А в той? - Удовлетворённо крякнул. - Ну, на первых порах хватит! Как бабушка? - Отчим сразу понял, что Игорь живёт с подселением. - Тяжко ей одной?

- Она не одна! С кошками, - ухмыльнулся Игорь.

- Вот видишь, что ждёт человека на старости лет, если он о ней не думает? А ведь могла квартиру отдельную иметь и средства. С такими доводами и ты согласишься, надеюсь. По нашим временам не жизнь - без горячей воды; в старом, с тяжёлыми запахами доме; со зловонием в подъездах, которое разводит расплодившиеся кошки; обнаглевшие типы, несмотря на все усилия сотрудников милиции, залетают во двор, мало похожий на двор обитаемого дома из-за бастионов ящиков, складируемых тут, на задворках, магазинами.

Игорь слушал монолог Вениамина Ивановича и думал: "И как это он удостоил его визитом? Одумался с возрастом, сочувствует? А ведь, сколько огорчений принёс он всем. И хорошо, что разошлись наши пути-дорожки".

Отчим по-прежнему жил с матерью. В дела друг друга они не вмешивались. По-прежнему носила отчима по стране нечистая сила. И всё мало! Всё копит и копит. Для кого, спрашивается? С полгода как отыскался сын его на Сахалине, где дорос до старшего капитана в портнадзоре, материально обеспечен. Здоровья хватит на девятерых! После мореходки всех невест перебрал и довыбирался. "Ведьма, - рассказывал отчим, навестив их, пять лет назад. - И внук в мать: огрел деда каталкой". Игорь знал о сыновьях отчима от матери. Второй, о котором Игорь никогда не слышал в детстве, лет на пятнадцать моложе его. Тот жил в Москве, у тёщи, «похлеще той жёнушки», по словам отчима.

Мама просила принять отчима, если нагрянет. Человек он тяжёлый, живёт для себя, а что поделаешь?

И вот сидит этот «тяжёлый человек, живущий для себя» за полированным столом - единственной современной вещью, что нажил Игорь. Всё остальное в квартире, куда он перебрался со своей молодой семьёй по обмену, от прежних жильцов осталось всё допотопное, бросовое по нашим временам: кухонная и комнатная мебель. "Главное есть крыша", - отшучивались Гевашевы на недоумение приходящих гостей.

На столе стоит чайник. Всё некогда за пеленками-распашонками и книгами почистить его как следует. Выщербленная чашка на блюдце с бледными цветочками перед отчимом. В ней давно остыл так и не пригубленный грузинский чай. Игорь, спохватывается, бежит на кухню подогревать.

- Почему всё так сложно? - говорит он смущённо, возвращаясь. - Почему, как считаете?

- Кто не думает правильно, тот сполна и расплачивается.

- Но почему? Законы у нас хорошие, справедливые. Радио, телевидение, газеты о правильном образе жизни твердят, вскрывают недостатки. От человека зависит, как жить, какой путь выбрать. Пройдохи или честного гражданина.

- Не пройдохи! Не пройдохи, а умного человека! Думать надо, а не ушами хлопать. У нас ещё не коммунизм! Вот он, итог честных людей: ты да твоя Екатерина Алексеевна. Это ж каменный век!

Отчим серьёзно хотел помочь Игорю прозреть. Игорь вдруг попробовал рискнуть: - А вы одолжите, помогите мне! Всегда были меценаты...

- Ах, вот какой ты честный! Деньги не пахнут, да? У меня деньги нечестные! Вот и не дам я их тебе. Ты только сверху честный, покопать поглубже... Не умеешь, и всё!

Игорь оглянулся на портрет мамы. Боже, что сталось с ней! Иссохла вся.

- Как мама? - спросил отчима.

- Я ж говорил! Собирается в Харьков, в эндокринологическую клинику. А так ничего.

- Я вот достал лекарства, что просила.

- Это ты с ней разбирайся! Мне ещё кое-куда заехать надо, - замахал руками отчим.

- Вот видите, какой вы!? А ещё утверждаете, что правильно живёте... - Игорь почувствовал, что заводится, и умолк.

- Я-то понял!..

- Да, но всю жизнь не своим делом занимались. - Игорю никак не хоте­лось признавать себя побеждённым. - Вы ведь литератор. Могли и книги свои иметь, и в издательстве работать. Вы талантливый человек, без карандаша за книгу никогда не садились.

- Верно, - поддакнул Вениамин Иванович.

- А всю жизнь на накопление перевели.… Не жалеете?

- Никогда не задумывался об этом! Просто жил, как умел, и всегда хотел жить ещё лучше. Ну, написал бы я книгу, другую, что миру от этого? Как стоял он, так и будет стоять. И мне пользы мало.

- А для чего вы родились, знаете?

- Этого лучше не знать.

- Да как же вы можете? Ведь жизнь кончается, итог, так сказать, под­водите, а вы? Жизни смысл в накопительстве видеть? Все мысли рублям посвятить?..

- Вот ты окончил институт, а толку? Работаешь не по специальности, концы с концами еле сводишь. Ни о семье, ни о будущем не думаешь. Размениваешься на пустяки! А жизнь есть жизнь, и ею пользоваться надо. Семью на нищету обрекаешь? Живёшь в Москве, а воспользоваться мировыми достижениями не можешь из-за постоянной нужды?

- Ну, так выручите меня! Человек вы материально обеспеченный, и пенсия ещё, - сказал Игорь.

- Да, сто двадцать!

- Одеты, обуты! Денег поналожили и на книжки, и в кубышку. Сыну помощь не нужна!..

- Да! Венка по шесть тысяч за рейс привозил! А сейчас пятьсот рублей в месяц имеет.

- Валерке с разменом помогли?

- Да! Пять тысяч на дороге не валяются, а я ему подарил. С какой стати я должен тебе дарить? К тому ведь клонишь? У тебя мать есть. Скажу ей, пусть выручит.

- И на том спасибо! - вздохнул Игорь.

- А вообще, самому надо думать. На чужие деньги легко жить! Мне никто не помогал. Всё сам!

На это понадобилась вся ваша жизнь! Единственная, драгоценная.

- А ты как хотел? Как?

- Своим делом заниматься когда?

- Жизнь надо было строить иначе. А теперь дети, изволь о них думать.

- Я думаю! - оборонялся Игорь. - Вот Оленька вам скажет, что могу, то всё им. Мне бы теперь обмен разрешить, избавиться от подселения.

- Пенсия у твоей матери семьдесят рублей. Где же она на вас наберётся? И Свете дай, и тебе дай. Знаешь, что Светлана у неё выпросила?

Игорь знал, что отчим имеет в виду мебельный гарнитур с необыкновенными резными дверцами и ножками под красное дерево.

"Кто ни зайдёт, все удивляются", - рассказывала мама. - "Ну и что?" - спросил он тогда. - "Вот тебе и что! А что хорошего у тебя? Сидишь без денег, со старыми вещами. Ни ковра, ни даже костюма. Обтрепался, обносился". - "У меня есть мечта". - "Ну и кормись своей мечтой!"

- Я думал, ты поумнел за это время в Москве, а ты всё тот же, - усмехнулся отчим.

- Может быть, и не тот!.. А с чего быть мне другим? Я знаю, что хочу. А такие, как вы, капитализм возрождают. Социально опасные личности. Сами рассказывали только что.

Отчим рассказывал о начальнике охраны. Был скандальный случай.

- Так его рабочие подвели!

- Вот видите? Их уровень выше стал! Людям всего мало, им и дачи, и «Жигули» подавай, на гарнитурах помешались... Но это кончится, уверяю вас! Насытятся и захотят новой жизни. Таким как вы, проходу не дадут.

- А я что? - беспомощно заморгал отчим. - Я всё! Тяжеловат стал.

Ничего, кроме продуктов, не везу.

Ложечка с вареньем не замерла у рта Игоря, как отчим не старался увидеть, Игорь ему не поверил.

Через полчаса отчим ушёл. Игорь вздохнул облегчённо и завозился с бумагами.

Оленька на кухне склонилась над детской ванночкой, пеленки стирала.

Екатерина Алексеевна, поставив на плиту тщательно вытертый сверкающий белый чайник, отплатила:

- Больно умный ваш Игорь Васильевич, а работает вахтёром!

Оленька закусила губу, склоняясь над стиркой. В комнате, куда они примчались с Игорем на детский плач, она отвернулась к стене, вздрагивая плечами:

- Неужели ты так и останешься вахтёром?!

Игорь не успел и рта открыть, как в коридоре послышались гордые слова:

- А я всю жизнь проработала ответственным работником в Министерстве финансов! - и Екатерина Алексеевна вновь, с шумом и треском, захлопнула свою дверь.

II

Когда Игорь заскочил в подвал к Левину, он застал его взволнованным до такой степени, что слёзы сверкали на глазах. Да, Левин ликовал.

"Вот оно, счастье всеобъемлющее", - патетически подумал Игорь.

Он всегда недоумевал: столько лет мучается на литературном поприще Александр Акимович, и ни одного опубликованного произведения.

Игорь много раз пел знакомую для Левина песню: - Для человека правильный путь - нужнее всего! Ты не обижайся на меня, - предостерегающе поднимал он руку. - А то человек бьётся как рыба об лёд, а толку нет.

Левин, покопавшись в груде газет, извлёк нужный номер, и ловко орудуя линейкой, что-то обвёл, что-то размашисто написал вечным пером. Подал Игорю. На газетном листе наискось, перед обведённой статьей, было написано: "Игорю Гевашеву! Давнему приятелю, человеку и изобретателю беспереводного курса английского языка, на память". И подпись - гордая, витиеватая.

Осторожно поднимаясь по крутым ступенькам, Игорь с благодарностью думал: "Какое же влияние оказал на меня этот Левин? Какое участие принял в его судьбе? Не такой уж он «подземельный крот», каким представлялся дельцу Виктору! Влияние оказал благотворное, не помогая деньгами. На личном примере, демонстрируя волю, проявив ярчайшее трудолюбие, помноженное на азарт - вот чем помогал! И вот венец его упорства: пусть теперь миллионы читают и перечитывают созданное воображением Александра Акимовича. Пусть пока статья в газете! Пусть это символизирует начало восхождения на гору, имя которой - литература. Понят механизм творчества! Впереди сценарий о Куликовом поле, повесть для юношества, даже роман".

III

- Так получилось, что Новый год встречаю по-новому. С женой развёлся, - нарочито весело рассказывал гость.

- Человеку постоянно что-то мешает!

- Да, верно.

Удивительно было Игорю, что ни разу Викентий не поспорил с ним. Говорил убедительно, «его» языком. Вроде был самим собою. С тех пор, как познакомились в Сокольниках у газетного стенда, прошло почти полгода, и ни разу не общались. Всё некогда за суетой! Ищущий выхода из неустроенной жизни Викентий искренне обрадовался звонку.

- Обзваниваю всех, - сказал Гевашев.

- Здорово, что вспомнил! - откликнулся Викентий. - А то я совсем закопался в бумагах. Собираюсь в консерваторию. Орган послушать! Билета, правда, нет, но достать можно. Свободен вечером?..

- В принципе, да.

- Жена отпустит?

- Оленька умница и понимает, что музыка живительно необходима.

- Тогда давай встретимся?

- Лучше ты приезжай. Адрес, надеюсь, записан?

- Записан где-то.

И вот в половине седьмого - звонок. Всё вроде как надо! Кровать заправлена. Ромашка накормлен мамочкой. Стол!.. Пора открывать.

- Входи, рад видеть. Молодец, что пришёл!

И опять разговоры! Гевашев подумал о том, сколько раз казнил себя за беспочвенную трату времени, но воли, той силы воли, которой хватило испанцу Альфредо Торосу, атлету «шапито», чтобы, представляя шею неповоротливого хозяина, сломать зло - золотой доллар (из потрясшей его новеллы) - как раз ему не хватало.

Уж и Оленька с сыном пришли. Он выскочил на звонок.

- Пришёл?

Сияющий Гевашев закивал головой.

- У меня ещё комнатка, - сказал он гостю.

Усадив его в единственное кресло, да и то раскладное, стоящее у стены рядом с железным шкафчиком, играющим роль сейфа, Игорь продол­жал:

- Ты вроде изобретательством занимаешься?..

- Я рассказывал тебе, что отец мой, пусть пухом будет ему земля, изобретатель, персональный пенсионер, много сделал для государства. И меня, как мог, приобщил к науке. Всё шло хорошо, пока он был. Первый брак мой держался на честном слове...

- А дети?

- Девочка пятнадцати лет, да только не совсем моя.

- Как?

- Жена моя, Лариса, к отцу в душу влезла, когда познакомил их. Отец извёл: женись! И хозяйка, и хороша, а девочка не помеха. Она действи­тельно не помеха, если бы всё путём. Ну, стал я так «папой». Стараюсь, есть готовлю, стираю. Но Лариса всё нос воротит. Пробую выяснить. "А я тебя никогда не любила и не люблю! На что мне твои бредовые идеи, когда ты гол как сокол?" Это уже после смерти папы. Призналась, что встречается с бывшим мужем.

Игорь невольно подумал: "Разные судьбы, а беда одна. Разница малая! Совсем Наташино брюзжание и нападки".

- А чем муж занимается?

- Тренер по пятиборью.

- Бицепсы, значит, накачивает, в то время как люди материальное и духовные блага создают.

- Каждому своё! Вижу, засидимся и не попадём никуда.

- Пройтись всё же надо. Обсудим машину будущего.

Викентий оживился, выпрямился.

- Машину будущего? Интересно и даже заманчиво. Мне этого никто не предлагал. И что же она должна производить?

- Это будет целый агрегат, комбайн, а трудиться он будет над совершенствованием человека, то есть из двуногого животного, умного, хитрого и коварного будет формировать Его величество человека.

- И всё же, конкретно? Тема?

- Называется машина «Полиглот».

- Уже яснее! И как же ты мыслишь её?

- Схема элементарная...

И Гевашев с присущей ему уверенностью пустился в пространные рассуждения о пользе такой машины, запрограммированной по логике Его величества человека, и о простоте её устройства.

- Вот до простоты сложнее всего додуматься! - протирая платком стёкла очков, воскликнул Викентий. - Я рад, что ты додумался. Хотя в этом направлении ещё думать и думать... Запатентовать труд - и будешь в лаврах ходить! - засмеялся он. - А какие языки запрограммируешь?

- Основные.

- Объясни, как ты собираешься обучать. Вот я твой ученик, к примеру.

- Для такого обучения настрой нужен.… И учителю и ученику. Маловато одного только желания учиться. Нужна потребность обрести свободу от алкоголя, табака, наркотиков и религиозной дури. Нужна вера. Вера в учителя, а у учителя - вера в ученика. В таком только единстве возможно обучение.

- Где же таких набраться, чтобы сразу поверили? Сейчас люди сначала пощупают, принюхаются, приценятся, подумают - и только тогда решатся.

- Верно? Худо с учениками.

- Бог с ними. Всё равно это интересно. Знаешь, есть четыре категории людей. Первая - знающие и умеющие. Вторая - не знающие, но умеющие. Третья - знающие, но не умеющие. Четвертая - не знающие и не умеющие. Ты толком ничего объяснить не умеешь! Видно, относишься ко вторым - умеющим, но не знающим. Надо, чтобы к тебе консультанта приставили, защитить твоё детище помогли.

- А так можно?

- Можно! Надо только, чтобы в тебя поверили компетентные люди. А вот как это сделать - один бог знает.

И опять разговоры, разговоры...

Гевашев провожал дорогого гостя, когда на часах маленькая стрелка перешла уже за одиннадцать. Спустились в метро.

- Ну, приезжай, хоть второго начнём.

- Лучше созвонимся, вдруг занят буду.

Только, Викентий, - напоследок сказал Гевашев, - ставлю одно условие: шевельнётся у тебя сомнение по поводу меня и обучения, ты борись с ним. У меня шевельнётся - я буду бороться. Стойко бороться!

Викентий рассмеялся:

- Шутник ты! С Новым годом тебя, семью. Чтобы счастливы были и здоровы.

Когда Игорь вернулся, Оленька искоса на него поглядывала:

-Ты опять в своем репертуаре? Закрылся, как паук. Да ладно! А на что мы завтра купим «Детолакт» для Ромочки?

- А на что светлая голова? - обнял её Игорь. - Подумаем и додумаемся.

- Домработница объявилась! - напустилась сонная Оленька, обнаружив Игоря наутро ни свет, ни заря на кухне за мытьём посуды. - Ты же хотел над учебником поработать, на свежую голову.

И действительно, ещё и шести не было, когда неведомая сила вырвала Игоря из сладкого сна, заставила подняться.

- Да я быстро, - смущённо пробормотал он. - Вот чайку налью и займусь.

А сам ликовал. Понимает, понимает, что не имеет он права терять ни одной минуты, когда снисходит озарение и пульсирует кровь, призывая к восхождению. Устроившись в кресле, попивал он чай с вишнёвым вареньем и готовился творить. Но ни одной мысли в голове! "Он хотел! - сердито сказал он сам себе. - Хотел записать вчера интересные мысли, и на тебе - ни одной! Ладно, у меня есть воля. Мысли всплывут из лабиринта сознания, лягут на бумагу, превратятся в слова!" Однако интересные мысли, обуревавшие его мозг вчера, не всплывали. Он просидел, пожалуй, полчаса, тупо глядя на чистый лист белоснежной бумаги.

Каша! Ведь он собирался варить кашу! Оленька ушла досыпать, и никто не помешает ему проявлять кулинарные способности. В сторону бумагу и ручку! Гевашев на кухне занят промыванием риса. Мысли его - о ремонте коляски: ремешок оборвался, надо подшить.

Пока варится каша, в руках Игоря вместо благородных орудий умственного труда - цыганская игла и суровая нитка. И вдруг, как озарение, мелькнули вчерашние мысли, и ещё новые, свежие! Скорее, скорее записать. Ещё минута, и газ выключен... Вот оно, вдохновение! «Самоучитель. Беспереводной курс английского», - вывела его чуть дрожащая рука.

1983 г.

ч

Приглашаю к сотрудничеству издателей для издания романов, рассказов, учебников, созданных по Законам Логики Разума.

Контактный

мобильный телефон в Москве: 8 965 417 62 94

Геннадий Васильевич