КОГДА Я БЫЛ ПИРАТОМ–

КОНТРАБАНДИСТОМ...

- Святой вы человек, Геннадий Васильевич!

Так сложилась моя судьба, что восхищение собой и противостоянием всему тому, что рушит человека, я считаю нормой жизни, и потому от комплиментов не таю. Конечно, доброе слово всегда приятно. А сейчас я сразу же уловил, что фраза моего незваного - непрошеного гостя за чашкой чая с оладушками и его малиновым вареньем с дороги отнюдь не лестна для меня, ибо имеет тот обидный смысл, когда под святостью на Руси подразумевают простоту, что хуже воровства. Да и произнес её Павлов, хорошенько оглядев моё порядком обветшалое жилище. Его можно понять. Павлов нагрянул ко мне из Ульяновска, где он довольно успешно занимается производством недорогой и красивой мебели и донельзя горд своим званием предпринимателя. Ему, как человеку с периферии, непонятно, как можно довести свой дом до такого плачевного состояния. Но самое главное - Павлов разочарован. Он приехал к человеку редких способностей. Обладание, которыми неизмеримо подняло меня в его глазах, потому что при встрече нашей в Ульяновске я занимался ни много, ни мало исцелением его дражайшей тёщи от мучавшей её два года астмы. Тёща теперь прославляет своего избавителя, рекомендует всем знакомым и родственникам московского гения, а гений-то, оказывается, живёт в давно не ремонтируемом жилище в окружении некрасивых старых вещей. Я понимаю разочарование Павлова, согласен с ним, и всё же отвечаю, чуть набычившись:

- И в чём, интересно, моя святость?

- Ну, к чему такая скромность?! - не унимался Павлов. - Не я ведь врачую людей, и души их заблудшие воскрешаю. Да! Да! Вы - чудотворец, о котором пока человечество ничего не знает! А ведь у тёщи моей неизлечимая болезнь.

- Была.

- Верно!.. Была и сплыла! Вот оно чудо! Таким, как вы - честь и хвала!

Я чувствовал, что неспроста Павлов лесть расточает, не такой уж он человек, чтобы дифирамбы петь. И точно!

Своим участием в моей судьбе Павлов дал понять, что та свобода, которой я так восхищался, не что иное, как блеф. Обидно, конечно, что деятельность моя в настоящее время как-то сошла на нет. Скажем, вы желаете заниматься тем, что вам нравится, да ещё так, как это преподносится в шоу-бизнесе и рекламных проспектах. На самом деле всё теперь банально упирается в отсутствие средств. Методы, которыми их можно было сделать в недалекие времена начала экономической свободы, обернувшейся развалом нашей державы, мне неведомы, недоступны. Так что скован я теперь по рукам и ногам. Жду у моря погоды, верю, что найдутся мои единомышленники и всё закрутится-завертится, пойдет на лад, и сами собой разрешатся материальные проблемы.

- К сожалению, - пожаловался я Павлову, - не успел я постичь законов рынка, который сделал меня предпринимателем, как он чуть не слопал меня. Чтобы жить, надо поступиться своей совестью, а мне вот этого, Павлов, и не хочется!

- А что прикажете делать? - развёл понимающе руками Павлов. - Даже такие люди, как Кобзон, и те совесть потеряли - бизнесом занялись! Чего, спрашивается, ему не хватало? Весь мир рукоплескал ему!

- Почему рукоплескал? - возмутился я. - Рукоплещет и поныне! А не хватало ему денег. И я восхищаюсь им! Он сумел постичь законы социальной психологии, и капиталистической, и социалистической, и осознать, что при нынешнем положении дел талант без капитала обречён. И думается мне, чтобы не попасть впросак, артист сыграл роль бизнесмена по жизни, заработал кучу денег, но идеалам социализма не изменил. Преумножив капитал, он стал властелином своей судьбы и от денежных воротил - бездарей независим. А это главное в жизни талантливых людей.

- Не могу, не согласится! Я ведь буду вас своим знакомым рекомендовать.

- Вот за это вам низкий мой поклон.

- Я убедился на тёще, что вы выдающийся человек.

На что я отреагировал спокойно и вразумительно:

- Давайте, как вас по имени-отчеству величать запамятовал, ближе к делу. Если есть деловые предложения, изложите, и мы их обсудим и набросаем план нашего совместного сотрудничества, - решительно заявил я, хватая быка за рога. - Сами видите, дела мои неважнецкие, к тому же бизнесмен из меня пока что так и не получился.

Павлов огляделся и без обиняков мне заявил, что действительно деловой человек из меня никудышный. Такая бестактность меня поначалу ошарашила. Я решил, что "вмазал" бедняга грамм триста из какой-нибудь заокеанской баночки. А выяснять отношения с поддатым - дело бессмысленное и заранее обречённое. И потому, предоставив ему комнату, не стал его беспокоить, решив, что до утра не так уж много времени осталось, а там пусть убирается. Но на другой день я переменил своё отношение.

- Не такой уж горький я пропойца, чтоб тебя не видя умереть, - пропел он вместо рукопожатия или приветствия, неожиданно обнимая за плечи, чем и подкупил меня. "С кем не бывает заскоков!" - подумалось мне, и я предложил побаловаться кофейком с оладушками собственного изготовления, которыми так гордился.

- А тёщу где оставили?

- Побоялась, Геннадий Васильевич, к вам приехать.

- Вот это номер!

- Шутка... Если говорить серьёзно, дел по горло.

Павлов обвёл глазам комнату, поднялся, открыл дверь и бесцеремонно прошёлся по квартире. Обратил внимание на то, что потолки уже не потолки, и пол полом не назовёшь, да и стены уже не те стены, которые должно быть тысячу лет радовали глаз. И вообще принимать пациентов в такой развалюхе не совсем современно. Живём-то в другой реальности. Словом нужен евроремонт. Я подобное и от своих знакомых частенько слышу, но неизменно повторяю: "Богатство мужика - сыновья, здоровые и неглупые". Моим оппонентам и крыть нечем. Но выслушать процветающего бизнесмена, который жаждет поделиться секретами своего успеха от чистого сердца, по-деловому и по-дружески стоило. Получалось, что в Ульяновске живёт один гениальнейший человек. Именно ему Павлов и обязан своим восхождением на деловой Олимп.

- Видит вот Бог, Геннадий Васильевич!..

Чувствую, этот "новый русский" – охламон, а для меня все ущербные люди - охламоны, а его ущербность в том и состояла, что не было сына. Водит меня за нос, насмехается над моим безденежьем, квартирой на Сухаревке, в доме, который подзабыл, что такое капитальный ремонт и уже два десятилетия стоит, бедолага, списанный.

- При чём тут Бог? Вы, я вижу, как большинство генетически слабых людей, помешались на Всевышнем! Ведь существует негласное человековедение! То есть такие законы, никем неписаные, но по наитию ими неосознанно руководствуются люди, в том числе и мы с вами, в своих действиях, включая, и общение друг с другом.

- Хорошо! Хорошо! - замахал руками Павлов, явно теряя хладнокровие и, возможно, жалея, о том, что остановился у меня, а не у своих родственников где-то у черта на куличках. - Просто я хотел сказать...

- Что Бог любит троицу!

- Да вы, Геннадий Васильевич, как Вольф Мессинг* мысли читаете. Я, признаюсь, раньше многого недопонимал, но этот человек, очень, к слову сказать, отзывчивый товарищ, помог мне это понять.

- Осознать!- уточнил я. И не только спокойно, но и миролюбиво просветил, что "понимание" и "осознание" не одно и то же.

- Вот вы курите?

- Курю!

- Понимаете, что курить - здоровью вредить?

- Понимаю!

- Но осознать это паскудство не можете. И идёте семимильными шагами по дороге саморазрушения к закономерному концу - раку легких. И не только вы!

Павлов замахал руками.

- Не приведи Господь!

- Да я вас призываю одуматься и осознать пока не поздно вредность этой привычки, пагубной не только для вас, но и для окружающих... В глаза! - выкрикнул я. - Вот когда я был пиратом-контрабандистом, - стал я его кодировать, так чтобы он об этом никогда не догадался, так как с сызмальства меня обуревает ненависть к тому, что губит человека. - Так вы советуете мне с этим вашим знакомым связаться и утверждаете, что мои дела пойдут в гору?..

- Не будем загадывать, но этот человек в Москве, и я, если вы не возражаете, попытаюсь с ним сейчас же связаться.

- А что, это здравая идея!.. Вот когда я был пиратом-контрабандистом... Как звать-величать вашего друга?

- Валера.

- А по отчеству?.. Григорьевич. Звучит! А вот вы сами так и не представились. Секрет фирмы?.. Павлов. Странно! Друга своего только по имени представляете, а себя только по фамилии. А как быть мне? Фамилия ваша знаменитая. Академика Павлова, физиолога, знает весь просвещённый мир. Так, и что?.. Валерий Григорьевич поможет мне, как и вам? Кстати, у вас есть бухгалтер?.. Наверное, это женщина, лет эдак на десять-пятнадцать моложе вас, знающая. Судя по вашему респектабельному виду, вы живете и не тужите.

- Мне нравится жить, а не прозябать. Кто не рискует, как известно, тот не пьёт шампанское и не спит с королевой. А насчёт бухгалтера... так вы так зря думаете. Понимаете, у меня ведь была бухгалтером преклонных лет женщина. Знающий бухгалтер. И всё же мы потерпели фиаско.

- Почему?

- В другой реальности, повторяю, мы живём, и это, именно это, помог мне, и понять, и осознать Валера. С вашего разрешения! - и Павлов достал из дипломата записную книжку. Задумался, глаза странно заблестели:

- Что это, когда я был пиратом-контрабандистом?

"Пора!" - мысленно дёрнул я вниз свой мозговой рубильник и поставленным голосом скомандовал: - Вдохнули-и! Закрыли глаза-а! Спать!

Ничего не подозревающий Павлов в мгновение ока оказался распластанным на ковре. Мирно посапывающим. В мире, который я тут же вообразил вслух.

Сотни тысяч людей отдали бы немалые деньги, чтобы только обладать даром гипнотизёра. Но, увы! Господа скептики! Родиться всемогущим не каждому суждено! И в волшебстве гипнотизёра, как принято считать, нет никаких ни тайн, ни чудес! Хотя само рождение такого уникума, обладающего врождённым даром гипноза, есть тайна, так до сих пор ни кем неразгаданная.

- Жарко! - закричал я, воображая многочисленных зрителей, жаждущих лицезреть воочию чудо - избавление наркомана от курения за один только сеанс. Поднёс к Павлову включённый медицинский рефлектор с синей лампочкой, направил на лицо, на ноги. Тот стал потеть. - Пора! - сказал я. - Припекает солнышко! А почему бы, Саша... - я намеренно сделал паузу.

- Я не Саша! - тут же изрёк Павлов, так и не проснувшись. Ведь, согласитесь, не для того я его ввёл в гипнотическое состояние, чтобы он, притворившись спящим, разоблачил бы меня и вдобавок ко всему позлорадствовал.

- Когда я был пиратом-контрабандистом, - пронизывающим голосом внушал я, - вы были Саней Скоковым. Повторите!.. Кем вы были, когда я был пиратом-контрабандистом? Это приказ!

Нельзя допускать сюсюканья в педагогической практике гипнолога. Никаких оправданий! Никаких просьб! Чтобы исцелить пациента надо чтобы он, исключая и критику я самокритику, поверил в то, что он - это не он, а другой свободный от вредных привычек человек.

- Скоковым Сашей!

- Рад, что вспомнили! Так вот, Саша, раз мы оба вспотели от жары, давай, дорогой, попьём пивка из баночки, а хочешь, пепси?

- Ни того, ни другого. Вот мороженого бы или кваса.

- Чёрт, чуть было не забыл, квас-то отменный. На, выпей! - Я приподнял его голову и поднёс к его губам стакан со специально приготовленным раствором, противным на вкус, для того, чтобы его вырвало через пятнадцать минут. Это в медицинской практике уловка, чтобы связать рвоту и неприятие организмом табака.

Павлов выпил, даже не поморщившись. Я помог ему подняться и усадил спящего мужчину на стул.

- Вот ты, Саня, никогда не курил! Мне страшно интересно, почему наш знакомый Павлов курит, а ты нет?.. Прежде чем проснуться, - продолжал я кодирование по своим авторским рецептам, выверенным временем, - дай мне слово, что выполнишь то, что я тебя попрошу сделать!

Павлов обещал.

- И когда ты, в точности сделаешь то, что я прикажу?

- Когда услышу пароль: "Когда я был пиратом-контрабандистом"...

Ещё минут пять понадобилось мне, чтобы удостовериться, что он действительно закодирован на год. Нужно для успеха лечебно-профилактического мероприятия определиться и в пространстве и времени. Без суеты, обстоятельно, на полном доверии. Вразумительно и чётко изложить то, что следовало бы ему знать наперёд.

"Пора!" - взглянул я на наручные часы. - Будем открывать глаза".

- Со счётом пятьдесят ты, Саня, станешь тем, кем ты был в реальной жизни, Павловым, но образ жизни будет у вас, Павлова, такой же, как у Скокова Саши, знаменитого питерского писателя, который, как мне известно, и не пьёт и не курит. Его, как дым учует, сам тому свидетель, так и воротит. Рвота сильнейшая. Это противостояние тому, что рушит, тому, что расчеловечивает человека, превращает в биоробота. И у вас сегодня, двадцатого августа 1996 года, второе рождение! И сегодня родился человек, который не воспринимает ни алкоголь, ни табак. И так будет целый год, а там дальше живите, как заблагорассудится... И зарубите себе на носу: такое решение принято было сегодня не в Думе Российской Федерации и даже не Президентом осколка России, а в небесной канцелярии самого Господа нашего Иисуса Христа. И обжалованию не подлежит!

Я сосчитал до сорока пяти, дальше по моему приказу мысленно досчитал Павлов и открыл глаза.

Я с нетерпением ждал этого знаменательного момента.

- Когда я был пиратом-контрабандистом... - Павлов застыл.

- Таа-к! - произнес я. - В наше время только фонды не облагаются налогами. Сколько не жалко, столько вы и внесёте в Фонд  логики самосознания! Движения свободны! Хорошо ориентируетесь, и в пространстве и во времени!

Автоматически, так и не выяснив, что это за наука такая логика самосознания, и не спросив, за что, собственно, он должен платить, Павлов достал калькулятор и вслух вычислил в рублях семьдесят пять долларов, расплатился и застыл на месте. "Совесть моя чиста, - подумалось мне, - с ней я в ладах, потому и сон ночью классный, и с боку на бок не ворочаюсь".

Я поднялся и подошёл к нему, всё ещё окаменелому. Закрыл ему глаза пальцами. В руку вложил записную книжку, сам быстро вышел, притворив за собой дверь.

Когда через минуту вошёл, Павлов сосредоточенно набирал номер телефона, как я догадался сразу же, Валерия Григорьевича. "Пора! - решил я. - Вызывать амнезию кодирования". А для того, чтобы Павлов так и не смог вспомнить никогда, что с ним проделывали помимо его воли, я при кодировании заставил его запомнить завершающую часть кода "Когда я был пиратом-контрабандистом"... - "Все пираты и контрабандисты"... И приказал забыть всё, что следовало забыть, всё то, что могло бы осложнить наши с ним отношения в дальнейшем, услышь он этот пароль. Именно так и произошло.

- "Все пираты и контрабандисты"... - пристально глядя в глаза Павлова, произнёс я твёрдо и членораздельно.

Павлов напрягся, как бы соображая, что это могло бы значить. Но от трубки не оторвался и, подражая мне, добавил:

- "Сейчас спят!"

- А кто не спит, тот не пират и не контрабандист! - на одном дыхании выкрикнул я, тем самым, вызывая забывание кодирования. - А семьдесят пять долларов разошлись по мелочам, на то и Москва! В наше время и сто миллионов баксов не деньги! Для тех, у кого они есть, - и облегчённо рассмеялся.

Расхохотался и Павлов. Так мы некоторое время, глядя друг на друга, надрывали животы.

- С вашего разрешения! - наконец, отдышавшись, Павлов потянул из пачки сигарету.

- Вы же не курите! - искренне возмутился я его бесцеремонности.

- Да так, для солидности.

- Послушайте, Павлов! - по себе знаю, раз организм не воспринимает эту мерзость, то лучше не пробовать! - стал я его разубеждать.

Но он, как и было запланировано, не послушался, задымил, правда, в открытую форточку. Тут же - стоило это увидеть! - сработало кодирование: его стало рвать. Зажав рот руками, он побежал в туалет, затем к рукомойнику на кухне. Было не до смеха. Я знал, что ещё часа полтора - два он помучается, а потом как рукой снимет. И гуляй Вася целый год, ни капли спиртного в рот, ни сигареты. "Так что, как тебя там по имени и отчеству не знаю, - не без юмора подумал я, - в какой бы мы реальности не жили, а восхищайся  Логикой Разума, по законам которой люди обретают настоящую свободу. Хоть и занимаюсь я частной практикой, но считал, считаю и буду себя считать государственным человеком".

Успокоился на достигнутом результате и сделал вид, что проблемы Павлова - это его проблемы, ему их и решать.

1996 г.