Г л а в а 6

НИКТО НЕ ЗАСТРАХОВАН

 

Ближе к зиме ветер так беснуется, что не только стебли цветов, но и стволы южных акаций трясёт, словно пушинки. Ветер сжимает их в могучих объятиях, раскачивает и треплет. А потом бросает на произвол секущего дождя и мокрого снега. Словом, тешится вволю. Деревья держатся, сколько хватает сил — и отдают на растерзание свои золотые листья, которые судорожно трепещутся в воздухе бескрылыми птицами. Устало ропщут они на судьбу, бессильно падают на землю, не подозревая, что и здесь не будет покоя. Листья вдавливают каблуками, расплющивают автомобильными шинами. Молча погибают листья, покорившись бессмысленно-враждебной стихии.

Насилие везде — и в природе, и в обществе. Оно быстрокрыло, необоримо, вездесуще и коварно. Если стихия насилия живёт в человеке, то не даёт покоя, порабощает его, хотя у человека кроме ума есть разум, душа, умелые руки.

Подобно злому ветру, обожгло дыхание насилия и Дашу. Она была единственной дочкой уважаемых в Ташкенте людей. Мать — известный в округе педиатр, отец — способный архитектор. Родители считали своим долгом привить Даше нравственные идеалы, которые помогли бы ей прожить радостную и полнокровную жизнь. Прежде всего, привили Даше

любовь к чтению, И книги стали её страстью: она читала всё подряд — даже те книги, которые мать тщательно прятала от дочки. Даша особым чутьём находила их, залпом проглатывала. Потом делала вид, что не подозревает об их существовании.

С восьмого класса она стала вдруг понимать то, о чём умалчивают взрослые, многозначительно поглядывая друг на друга. И это "нечто" было тайной любви-измены. Вскоре Даша сделала ошеломляющее открытие: тётя, так вдохновенно поучавшая её каким должен быть, по убеждению Герцена и Белинского, человек, — оказалась глубоко порочной: тайком крутила любовь с женатым парнем, который почти годился ей в сыновья. Следы любовных утех на лице и теле тщательно маскировала косметикой.

"А я-то, дурёха, считала её святой! — растерянно думала Даша. — Как понимать, что люди говорят одно, а думают и делают наоборот?.." Мысленно называла теперь свою тётю не иначе как "тётка". Находила её чересчур рыжей, вызывающе броской. "Не к добру это, — решила Даша. — Впрочем, пусть живет, как знает".

Потом обожгла другая мысль — подобно жару духовки, в которой она помогала тёте выпекать домашнее печенье: "Кто может сказать мне, как правильно жить?" Даша искала ответ в речах радиодикторов, в беседах телеведущих, — и не находила его. Наконец догадалась сама: "Никто не знает, как правильно жить! Люди сошли с ума, промышляют, спиваются, но играть в добродетель не забывают".

Спустя время она поймала себя на том, что ей приглянулся один парень. Даша покраснела. "Нет, нет! Я не влюблена, — успокоила себя. — Просто немного нравится! Ведь может кто-то кому-то нравиться?.." Тем не менее, навела справки и узнала, что парня зовут Сашей. И что интересно, фамилия у него Бокалов, а сам он не пьёт и не курит. Но фамилию не выбирают, её дают родители. Ещё она выяснила, что у Саши есть пятнистый дог, а как зовут собаку, не знала. Однажды услышала, как парень позвал её: "Вулкан, нельзя! Ко мне!"

Саша числился в резерве моряков пароходства. В отличие от Даши мало задумывался над проблемой "что такое хорошо, а что плохо". Однако Дашу сумел разглядеть! "Ничего себе. Прехорошенькая, и личико смазливое. Так что совсем недурна. Намеренно замедленно продефилировал мимо её калитки. Раз, второй...

Даша "клюнула", и через несколько минут осмелилась дотронуться до спины страшилища дога. Несмотря на подбадривающие Сашины слова, она струсила погладить собаку. И напрасно: дог отнёсся к Даше дружески. Она повеселела. Уловив перемену в её настроении, Бокалов как бы, между прочим, сказал:

— Мой возраст не помешает нам стать друзьями?

Даша с интересом посмотрела на его физиономию с пушком на подбородке. "Странно, на вид все двадцать пять, а борода не растёт". Улыбнулась и сослалась на тётку.

— А причем тут тётя? — не понял Бокалов, потом разгадал девичью хитрость и рассмеялся, упустив из виду тонкий нюанс: смех мог оскорбить юную девицу. Так и случилось: сгорая от стыда, Даша хотела убежать. Однако сдержала порыв и потребовала объяснения.

— Да это я так! Вспомнил что-то смешное... — попытался вывернуться Бокалов.

— Что именно? — наседала Даша, с удивлением слушая изменившийся от сладкого волнения голос и горячее биение сердца. — Неужели я?.. Значит то, что в книгах называют любовью, существует в действительности?

Она прогнала крамольную мысль, бросившую её в краску.

Бокалов чутко уловил состояние девушки. Вытащил из кармана пачку "Филипса" предложил Даше, как "старой знакомой", сигарету. Та испуганно отодвинулась.

— Понимаю, понимаю, — подтягивал к себе дога и, не глядя на неё, обронил Саша и, направляясь в сквер, добавил: — С аквариумными рыбками нам не по пути.

Даша хотела крикнуть: "По пути нам! По пути!", но из гордости смолчала. Хотя это стоило немалых усилий. Превратившись в столб, она проводила глазами спину удаляющегося парня. И почему-то думала о собаке: "Как-никак, а дог симпатичен. Его стоит уважать. Хотя немного боюсь. Он такой умный, сильный". Незаметно для себя похвалила и хозяина: "Да и Саша умница, тоже сильный. Но смелый ли?" И пришла ей в голову сумасбродная мысль: "А что если устроить ему экзамен на смелость?"

Тут вспомнилась ей неприглядная история, героем которой был недавний её обидчик Афоня, прослывший в округе озорными проделками с девицами. Ничто не действовало на порочную натуру несовершенолетнего Дон-Жуана! Оказывались, видно, гены какого-то предка. Не раз обжигался Афоня, частенько поколачивали его и братаны, и отец. Били нещадно, а ему хоть кол на голове теши! Отойдёт малость от побоев, с недельку посидит тихо — и опять за своё. И все-таки упекли Афоню за попытку изнасиловать зазнобу Лидку на год.

В то злополучное воскресенье, надев новую юбку, которую скроила сама, а пошила на дому знакомая модистка, Лидка вышла на улицу, медленно прогулялась мимо двора Афони. Тот увидел, мгновенно выскочил навстречу. Загородив дорогу и дружески улыбаясь, подал руку с растопыренными пальцами. Этот обманный маневр был знаком многим девчонкам не понаслышке. Цепко тиская Лидкину ладонь, Афоня потащил её в огород, к высоченному "шатру" из подсолнухов и кукурузы... Визг пополам с рёвом, царапины и ссадины, оставляемые ногтями Лидки на его лице, лишь распаляли дюжего насильника. Вступились соседи. Вызвали милицию. Пришлось отступить, не утолив вожделения.

Как ни хитрил, ни изворачивался Афоня, всё-таки упекли его на год в колонию.

"Эх, осечка вышла, но с кем не бывает! — злобствовал он уже на свободе. — Что с того, что её пахан в старпомах Дунай утюжит? Что с того, что срок схлопотал? Легко ещё отделался! За эту недотрогу отсидел год, а пахло семью".

Раскинув мозгами, Афоня приступил к тщательному планированию повторной операции, чтобы исключить промахи.

Уютный родительский дом с прикрытыми ставнями, как нельзя лучше подходил к этой затее, отличался идеальной чистотой. Во всех четырёх комнатах, на кухне, на веранде — всюду цветы, зимой и летом. Каждая вещь — на месте. Мать Афони знала толк в мебели, умела жить с размахом.

Привёл Лидку закадычный приятель Кадык, они с ней были одноклассниками. Переступили порог веранды, Афоня, как и подобает хозяину, оправил рубашку, засуетился, прокашлялся — и жестом гостеприимства, принятым на Востоке, хотя не имел к нему никакого отношения (в венах Афони текла обычная хохлацкая кровь), пригласил "гостей" в дом.

— Вот маманя-то обрадуется! Она немного запозднилась, скоро придёт, — балагурил Афоня, незаметно подмигивая Кадыку. — А то совсем я одичал, повзрослел наверно! Надоело бузить. Рассорился с приятелями. Спасибо тебе, навестил, раз за целую вечность.

Слушая Афоню, Лидка удивлённо размышляла: "А я-то боялась его! Парень свой в доску, что надо. Не оттого ли наговаривают на Афоню, что завидуют? Совсем ни к чему страсти-мордасти всякие, стыдно даже. Она не заметила, как увлеклась семейным альбомом, который деликатно подсунул Афоня... Спустя какое-то время она спохватилась:

— Ну, спасибо! Мне пора.

— Ну, посиди ещё, — стал упрашивать Афоня, к чему-то прислушиваясь.

Его настороженность передалась Лидке,

— Ждёшь кого? — спросила.

— А как же! — ухмыльнулся Афоня. — Одному начинать скучно, в компании веселей.

— Что начинать!? — оторопело глянула она в поглупевшее от бравады лицо Афони. — Толком объясни!..

— Счас и объясним с чувством, толком.

— А ну, открывай!.. — забеспокоилась Лидка, видя, что Афоня задвигает засов на второй двери.

Во дворе явственно затопали шаги, Лидка бросилась к наружному ходу с веранды, куда перешёл "хозяин".

— На этот раз не сорвёшься!.. — загоготал Афоня, открывая дружкам.

В коридор с хохотом ввалилась компания юнцов, от которых разило вином. Лидку оттеснили в комнату. Она растерянно переводила взгляд с одного "гостя" на другого. Мысли у неё спутались. Казалось, нет выхода из подстроенной западни.

— Ну, так поиграем в жмурки, никто ничего не узнает! — пропел один из юнцов и проворно просунул ладонь под её подбородок, развернул Лидку к себе лицом... Она испуганно отпрянула.

Все засмеялись, и стало ясно, что сейчас будут глумиться. "Не будь я Лидка-задавалка, — приказала она себе, — если не постою за себя перед отбросами общества".

— Что вам надо?! — холодно спросила она.

— А выпить вместе хотим! — пропел Музыкальная Отрыжка, как она мысленно окрестила юнца. Тот дирижировал себе ложкой.

— Ложка-то зачем? — сказала она, следя глазом за приготовлениями негодяев.

— Чтоб рот тебе открывать, если пить не будешь.

— Ну, так как? Сама будешь пить или помочь? — подхватил фразу Афоня, весело осклабился.

Лидка взяла стакан из его рук, поднесла к губам — и неожиданно швырнула посудину в голову Музыкальной Отрыжки. Вцепилась в Афонины космы лакированными ногтями, завизжала что-то дикое, несуразное.

Дальше плохо помнила, тем более жгло внутри от крохотного глотка спиртного. Поднялся переполох, затрещала ткань платья на Лидкиной груди... Затем ей в лицо хлынула свежая прохлада сада. Не помня себя от страха, Лидка на одном дыхании помчалась к своему дому. Как ни старалась спустя час — объяснить следователю обстоятельства "дела", — ничего не получалось. И стала умолять со слезами: "Прошу оставить всё это!.. Ничего не надо записывать. Не помню! Умоляю, Христа ради, оставить в покое".

Насколько известно, об этом же просил следователя Афоня: "Не тревожьтесь, гражданин следователь. Не беспокойтесь о пустяках. Сами разберемся?.."

Больше, как и заверил Афоня следователя, на Лидку не заглядывался. В дом не приглашал, вроде охладел к ней. Точнее сказать, затаился в Афоне под маской доброжелательности неутомимый зверь похоти.

Своё внимание он переключил на Лидкину знакомую Дашу. Как-то вроде случайно подкараулил её, стоя за углом, непринужденно вышел навстречу:

— Какими судьбами в наши края? — весело спросил, не опуская протянутой руки (с умыслом отнюдь не невинным: утащить как и Лидку, в тот "шатёр"). Зорко поглядывал по сторонам.

— Да просто шла!.. Я слышала, ты образумился, — не принимая пятерню для рукопожатия, ответила Даша и мило улыбнулась. Впрочем, в её левой руке (Даша была левша) припасена горсть красного перца — на всякий пожарный случай.

Афоня опешил. Вспомнил почему-то дурацкую историю с кошкой Тонькой и трёпку от Гиргишана, которую получил из-за неё. "Ну, ладно! Ничего, — зло подумал Афоня: — Кретин учитель ещё поплачет. Зарежу и аминь!"

— Если не шутишь, — сказал он безразлично, опуская руку, — заходи в дом, обо всём потолкуем.

Случай был самый подходящий: мать торговала зеленью на рынке, а отец уехал на лесозаготовки, так и пропал. С полгода не подаёт вестей. То ли женился, то ли убился, а кровных родичей ни о чём не извещает.

— В следующий раз! — отрезала Даша. — Некогда сейчас!

— А следующего раза и не будет, — оскорблёно заявил Афоня.

— Это почему же!? — игриво спросила Даша.

— Не всегда хочется, — туманно объяснил Афоня.

— Скажите, пожалуйста! — деланно захохотала она. И не отдавая себе отчёта в опасности подобных заигрываний, Даша продолжала дразнить Афоню: — Оказывается, ты деловой парень! Что ж, я не прочь потолковать по душам, но только в следующее воскресенье. В это же время.

— Неужели придёшь? — всё ещё не веря в удачу, засомневался Афоня. Даша кивнула, нарочито медленно, как бы раздумывая; прошла мимо него дальше. Хотя идти надо было совсем в другую сторону-

Она действительно пришла. Но не одна: Даму сопровождал Бокалов с верным догом на поводке. Уязвлённый Афоня сделал вид, что совершенно незнаком с Дашей и равнодушен к собакам. В душе же злобствовал: "Много я бы дал, чтоб исчез этот дог, похожий на собаку Баскервилей. Разделался бы с влюблённой парочкой как следует!"

Взбешенный Афоня разыскал Кодыка, велел ему напрячь мозг; и пошурупить: как сторицей воздать обоим влюблённым, сохраняя "марку мужчины и не роняя авторитета среди дворовых юнцов?"

Кадык старался, как мог, но придумать не сумел.

"Ладно, помозгую сам! — злобно думал Афоня наедине: — Ага, кажется, что-то вырисовывается... Да-да это будет весомо. В следующий раз, — мысленно передразнил он Дашу. — Вот именно! В следующий раз сто раз подумаешь, как положено со мной разговаривать..."

Примерно в тех же выражениях думала о "свидании" Даша: "В другой раз знать будешь, как правильно говорить со мной". И тем утешилась.

Мать Афони, глядя на озабоченную физиономию сына, почуяла: непутёвый сын опять замышляет пакость.

— Ты што задумал? Какую дурочку углядел для озорства? Или мало того, что было с Лидкой? Ну, чево отворачиваешься?

— Это моё дело, — огрызался Афоня, избегая её взгляда: — Мои трудности, слышишь? Не смей совать нос в чужие дела!

К счастью для неё, Афоня рук на мать не распускал.

— И что думает, непутёвый? — всхлипывала она. — За што мне такая доля?

Укоряла сбежавшего мужа, нехорошо ругая его. — Люди-то как о нас подумают?..

— А это их трудности, — осклабился Афоня, — Какое нам дело до них?

Мать замолчала на весь вечер.

Утром они снова поладили. Жизнь потекла по-старому. С той лишь разницей, что мысль о Даше колом засела в голове Афони. Как ни старался он забыть о её "предательстве", девчонка не выходила из головы, незримо присутствовала в воображаемых шалостях и проделках.

— Не, никуда не денешься от меня! Не спрячешься под тёткиной юбкой!.. Всё одно утащу, — твердил Афоня, сжимая кулаки.

Созвал на "совещание" закадычных приятелей, и сказал следующее:

— Хочется Дашке или не хочется, а будет моя! Пробу я уже снимал, — лгал он под хохот дружков. Смаковал вымышленные подробности их интимных отношений.

Когда смешки и завистливые вздохи утихли, Афоня деловито приказал:

— К завтраку выследить Бокалова!

Дружки чётко исполнили приказ "лидера". Подстерегли Бокалова, когда тот был один — без дога, — Сашка торчал возле дома её тети: ждал, когда выйдет Даша с целью сопроводить к дому родителей.

— Вот и встретились!.. — прозвучал насмешливый голос. Из темноты выступила дюжая фигура.

Вздрогнув от неожиданности, Бокалов признал Афоню.

— В чём дело?— начал, было, он. Умолк, заметив пять-шесть фигур, стоящих позади Афони "подручных".

Бокалов понимал, что его крепких, увесистых кулаков на всех не хватит. И времена пошли не те, что раньше, когда дрались один на один, а лежачего не били. Ждали терпеливо, пока очухается, и встанет. Теперь ногами пинают поверженного, бьют куда попало.

— Потолковать надо, Саня!

Бокалов кивнул. Они стали в кустарник, Афоня приятельски сообщил задачу:

— Надо помочь проучить одну деваху. Ты её как раз сторожишь.

— Дашу? — вскинулся Бокалов. — А что ты имеешь в виду?

— Приведёшь в один дом, скажу — где. Музыку вроде с ней послушать у товарища. Тот, мол, придёт с вечерних курсов чуть позже. Понял?..

— А если не помогу? — хмуро усмехнулся Сашка.

— На нет и спроса нет. Но тогда!.. — Афоня закатил глаза, мгновенно вернул на место, опять уставился в небо, готовое вот-вот пролиться безобидным дождичком.

И Бокалов понял, что с ним не шутят. Мысленно проклял себя за то, что именно сегодня надумал провожать Дашу.

— Причём здесь я? — вопросил он. — Объясни!.. Плохого я вам ничего не делал.

— Да!.. — издевательски хихикнул "лидер". — Но и ничего хорошего!

Бокалов подавил в себе матерное ругательство.

— Что я должен сделать? — спросил, как, будто Афоня не объяснил задачу. До этого Сашка предпринял две бесплодных попытки уйти прочь: — Где дом, куда вести её?

Афоня помедлил чуть.

— Дашку ко мне приведёшь.

— К тебе!? Ни в жизнь!

— Кадык... — окликнул Афоня "адъютанта", лениво перебиравшего колоду карт: — И ты, Шурик, и ты, Вася!

Члены "группы" задумчиво сбивали с травы листочки, делая вид, что "разговор по душам" ничуть их не касается, и они не имеют к "делу" никакого отношения.

— Он ерепенится! — воззвал к ним Афоня. — Долбишь ему в башку, а он, как бриг на мели, не шевелится. Русского языка не понимает.

— Так объяснить придётся! — хохотнул Кадык. — Откуда же культуре браться без "пожалста"?

И вплотную подошёл к Бокалову. Тот отпрянул — и застыл на месте, чувствуя, как острие финки уткнулось в под лопаткой. Спереди, против сердца, щекотала кожу финка Кадыка. Потом Сашка безвольно опустил руки вдоль туловища — внезапно отяжелевшего и непослушного. Ноги стали ватными.

Ну, что решил? — спросил Афоня ненавистным голосом. — Впрочем, даю отсрочку на день-другой.

Так заложит же стервец!— прервал Кадык. — Сам учил нас начатое дело доводить до кондиции.

— Поздно уже, — попытался увильнуть Бокалов.

— Кто сказал тебе?.. Всего пол седьмого вечера. Детское время!

Бокалов промолчал.

— Хайре! — заключил Афоня. — Значит, сегодня и приведёшь.

— А если не пойдёт?

— Уговори! — рявкнул Афоня.

На том и расстались.

Даша, вопреки сомнениям Бокалова, охотно согласилась послушать хорошую джазовую музыку. Тем более на заграничном магнитофоне. Пришли в дом: минут пятнадцать Сашка делал вид, будто слушает "маг". А сам как на иголках сидел, искоса поглядывая на часы, висящие на стене комнаты. Наконец, решился.

Извини, Даша! Выйти мне на минутку надо, — несколько смущённо проговорил он.

— Да, да, иди! — она сдержала улыбку, полагая, что кавалер просится в уборную.

Ну, тогда слушай маг! А я мигом — Бокалов встал, прошёл к входной двери.

Воровато озираясь на крыльце, он бесшумно запер дверь на ключ, выданный Афоней. Стараясь не скрипеть гравием на дорожке, миновал трансформаторскую будку, чуть не наступил на Игоря Гевашева, лежавшего в бурьяне, у забора. Прошмыгнул в дыру и припустился по улице к центру Измаила.

"Ах, подонок! — ругнулся Игорь. — Бросил им её на съедение. Надо выручать!"

Когда Афоня вёл "душевный разговор" с Бокаловым у дома Дашиной тётки, Игорь оказался невольным свидетелем "беседы", проходя по другой стороне улочки. Его не заметили — тень забора скрывала Гевашева.

"Наступило время действовать!" — сказал он себе. Раскрыл перочинный нож, кинулся к двери Афониного дома. Попробовал открыть замок. Не смог и растерянно оглянулся.

Сердце прыгало каждый раз, если на улице раздавались чьи-нибудь шаги или слышались голоса парочек, возвращающихся с танцев или после кино. Тогда он бросался к забору, пытаясь рассмотреть освещённую тусклым фонарём дорогу. Секунды решали всё! Он понял это внезапно. "Что же делать? Не окна же выбивать в доме? Отвечать придётся". Тут Игорь увидел ржавую трубу в траве, охватил её. Поддел снизу дверь, рванул на себя. Она поддалась. Гевашев влетел а комнату, напугав Дашу.

— Ты откуда взялся?! — удивилась ничего не подозревавшая девица. — А где Бокалов Сашка?..

— Он не Сашка, а подлец! — зашептал Игорь. — Продался Афоне с потрохами. Струсил!.. Живо собирайся, с минуты на минуту появится Афоня с дружками.

Даша мертвенно побледнела, осознав, что её ожидало. Вскочила на ноги, заметалась, услышав под окном голоса.

Они едва успели выскочить во двор. Прижались к забору — в густую тень. Гевашев приготовился защищать Дашу: раскрыл нож, в другую руку взял кирпич.

Афоня и его команда проследовали к двери, заперли её за собой.

Перед тем как войти, Афоня удивлённо сказал:

— Почему дверь открытой оставили? Этот дундук Сашка схлопочет у меня...

Игорь злорадно усмехнулся. Осторожно положил наземь кирпич. Ухватил трубу и, подкравшись к двери, крепко подпёр её. Затем вернулся, подхватил за руку Дашу.

Что есть мочи кинулись они со двора.

— Проклятье! — донеслись вопли из Афониного дома. — Какая это сволочь дверь заклинила? А ну, все навались! Раз... Два!

Игорь и Даша были уже далеко. Метров через сто они остановились, Еле отдышались.

— И какой же ты молодец!.. — выдохнула с шумом Даша. Обвила вдруг шею Игоря горячими руками, стала осыпать его поцелуями.

На следующий день Даша встретилась с Бокаловым в институтском дворе коридоре, Тот, как ни в чём не бывало, кивнул ей и деловито прошёл мимо.

— Какой же подонок!.. — процедила она вслед Сашке.

— Ты это о ком?! — захлопала глазами Люба, неразлучная подруга, девушка целеустремленная и целомудренная.

— Да о том вон типе, что прошёл.

— Так это ж Бокалов! — недоумённо сказала Люба. — Отличный парень... Зачем ты его так?

По ряду причин Даша не хотела посвящать подругу в тайну вчерашнего события. Не понимая ничего, та фыркнула. Они разругались. Люба давно искала расположения Бокалова.

Дашу терзало опасение, что предатель Сашка своими манерами и лестью облапошит всех девиц, а также учительниц. Как перворазрядник по волейболу, без труда получит, в конце концов, вожделенный диплом о высшем образовании.

Как бы то ни было, подруги разошлись как в море корабли. "Самое поразительное в том, что Бокалов — известный лентяй, — размышляла Даша. — Ловко лавирует меж "огней! "Всё прощают ему педагоги, сквозь пальцы смотрят на пробелы Сашки в знаниях".

— Разумеется, ничего этого я не знал, — с досадой говорил Игорь своей Оленьке. — Обоих, Дашу и Бокалова, считал способными студентами. С той разницей, что Даша зарабатывала свой диплом прилежанием и упорной учёбой.

После встречи в институтском коридоре Даша и Бокалов вели себя так, будто никогда не были знакомы.

При зачёте по лексикологии, заметив, с какой непостижимой лёгкостью Бокалов "сдал" предмет кандидату наук Балашовой, очарованной его улыбками и манерой преподнести себя, Даша сквозь зубы, но явственно процедила в адрес Сашки сакраментальное: "По-до-нок!"

Балашова расслышала, поначалу изумилась притворно. Хотя понять её можно: такой общительный юноша, к тому же спортсмен, умелец достать "чего хочется", уломать даже ректора, имея связи в пароходстве. Как не пойти навстречу!?

Слово "подонок" возмутило Балашову: она втайне завидовала Даше, у которой всё ещё впереди. Первым делом решила обезоружить девицу: как пантера подскочила к ней, рванула из её пальцев шпаргалку, хотя та и не думала ею пользоваться. Злорадно присовокупила:

— Без помощника, милая, надо обходиться на зачёте-экзамене.

Даша растерялась от подобной наглости. Всё, что знала о лексикологии, мигом из памяти испарилось. А ведь память раньше никогда не подводила.

Кандидат наук с ходу приступила к приёму экзамена. Прошла минута, другая.., Даша молчала.

— Ну, я жду! — с издевкой посмотрела Балашова. — В чём дело? Вы готовы отвечать?..

Выждав для приличия минуту, Балашова вывела в своей ведомости "неуд".

Красная от гнева Даша пулей вылетела из аудитории.

— Как сдала? — бросились к ней подруги.

— Да никак! — с надрывом выпалила Даша.

— Что значит "никак"? Объясни же!..

Спустя две минуты Балашова громовым голосом позвала:

— Следующий!..

На призыв экзаменаторши никто не отозвался. Каждая студентка, зная нрав Балашовой, боялась лишиться стипендии.

— Я случайно столкнулся с зарёванной Дашей в коридоре, — посмеиваясь, вспоминал Игорь. — Ну, остановил её. Что да как? Она коротко рассказала. "Ах, вот как поступает! — возмутился я. — Раньше не замечал за ней подобных вывертов".

— У неё ни совести, ни сердца!.. — прорыдала Даша.

— Ты находишь? — сказал я, взяв её за руку. — Вот сейчас и проверим диагноз насчёт души и сердца. Пошли!..

Вслед за мной раздетая, несмотря на холодную погоду, Даша побежала к телефонной будке напротив института.

— Вот телефон, — дала мне бумажку она. — Набери! Мегера сейчас в кабинете...

Я набрал номер, трубку взяла Балашова. Мой голос она знала, и я замешкался.

— Откуда говорят? — нервно закричала Балашова.

Даша выхватила из моих рук трубку. Изменив голос, отрекомендовалась врачом "скорой и неотложной помощи".

В трубке взревел плачущий голос: "Что?.. Что случилось?!"

— Да не волнуйтесь, — сказала Даша. — Ваш сын…

Последовала намеренная долгая пауза.

— Что… что с ним?

— Машина... ничего страшного, — тянула Даша. — Не волнуйтесь.

— Говорите яснее!.. — зашлась в истерике Балашова.

— Зацепила его машина.

В трубке завопили. Я знаками остановил розыгрыш.

— Извините, — бесстрастно сказала "экзаменаторша по хладнокровию" и повесила трубку, не посчитав нужным добавить какое-либо утешение тиранке студентов.

Мы успели вовремя вернуться в институтский коридор, чтобы лицезреть результат наших "подвигов". Мимо промчалась Балашова в распахнутой шубе. Глаза кандидата наук были заплаканными. Потом проследили в окно её посадку в такси.

Несколько потрясённая содеянным, Даша прошептала:

— Молчок!.. Никому ни слова.

Минут через сорок разгневанная розыгрышем Балашова ворвалась в аудиторию и давай экзаменовать заждавшихся студентов с ещё большой строгостью, чем прежде. "Неуды" так и сыпались на их головы. "Зря старались насолить!.. — каялся я. — Наука не пошла ей впрок..."

Что было потом, не опишешь. Когда одна из студенток, изливая реки слёз, выкатилась с зачётной книжкой из аудитории, поднялся несусветный шум. Студенты громко поносили "некоторых зарвавшихся преподавателей". Налетело начальство во главе с ректором. Шум не стихал! Все старались высказаться, в том числе и я. И впервые услышал от чернобровой однокурсницы слово "демагог". Правда, я не понял, что она имела в виду. Потом решил, что у нас с этой дивчиной разное восприятие жизни.

Встретившись назавтра с Гиргишаном, я поведал обо всём.

— Скажи, что ты об этом думаешь? — спросил его.

Гиргишан вытащил из кармана круглую коробочку, открыл её, угостил меня леденцами. Затем кратко подытожил:

— Все правы!

— Как это все! Почему?

— Хотя бы потому, что знания, брат, не даются задарма. Жертвовать собой нынешние студенты не очень-то расположены. Другое дело — в кино пойти, полночи проболтаться с какой-нибудь хорошенькой сокурсницей.

— Да разве в жертвенности дело? — сказал я разочарованно. — Тут просто зубрёжка необходима. И все дела!

— А вот и не надо зубрить! — усмехнулся Гиргишан. — Любовь к наукам требуется. Сопереживание при освоении изучаемого материала. Да, приплюсуй ко всему этому ещё разумение великое. Закавыка в том, что разумению-то научить нельзя. Оно природой даётся, уразумел?

Чтобы осознать, что имел в виду Гиргишан, мне понадобился не один год.

< Предыдущая		Следующая >