Часть вторая

ПЕРО ЖАР-ПТИЦЫ

Глава седьмая.

Огород в голове

I.

К доброму другу Шиманскому! С кем ещё отвести душу...

- Ба, кого я вижу! - проворно явившись на зов колокольчика, воскликнул Лев Львович Шиманский, засияв выразительным лицом. Церемонно и дураш­ливо расшаркавшись перед беглецом, старик чуть привстал на цы­почки и приподнял свою щегольскую шляпу. Внезапно, пущенная не глядя хозяином, она спланировала на голову гипсового Аполлона в прихожей, а чудак хозяин пустился в перепляс, выделывая такие антраша, что ему поаплодировал бы и балетмейстер.

- Заходи, заходи, друг ситцевый, наливочкой угощу! - весело говорил он, утирая вышитым платочком покрасневшее лицо и жилис­тую шею. Выставив вперед свободную руку, он щёлкнул пальцами в знак восторга, эта привычка Льва Львовича с Кавказа, где он вырос. Изо всех сил старался он расположить к сердечному разго­вору невесть, где пропадавшего молодого приятеля.

- Не пью, Лев Львович! - как можно более безразличным голосом сообщил Игорь, переступая через порог в комнату, задрапированную бордовым плюшем.

Шиманский чуть не споткнулся на ровном месте, но быстро нашёлся:

- Молодчина! А я всё думал, куда это ты запропастился? Как тебя туда угораздило? Жена спровадила?

- Куда «туда»?

Игорь отозвался, не вникая, обрадованный тем, что застал Льва Львовича в добром здравии и, как всегда, неугомонным, будоражащим. Он рассеянно осматривался в знакомой уютной комнате, обставленной скромно, но с претензией на художественный вкус. Искушённый глаз нашёл бы, что верно лишь первое. На художественный вкус, кроме довольно необычной в современной квартире плюшевой драпировки, претендовали гипсовые, керамические и деревянные поделки, собственноручно вылепленные и выпиленные бывшим инженером-конструктором Львом Львовичем, вынужденным подрабатывать к пенсии.

Игорь поздоровался глазами с каждым из этих настенных, настоль­ных и напольных предметов, оказывается, бывших дорогими его сердцу. Отметил новинки: вот ещё один гипсовый Аполлон, деревянная статуэтка страшноватенького божка, масляный светильник под старину... А это что? Залюбовался новшеством плодовитого мастера: со стены смотрела великолепная керамическая негритянка с золотыми кольцами в ушах и ноздре, с алой лентой на зрелой груди. Подошёл к полкам с редкими книгами - предмету гордости и споров хозяина. Наверняка и тут есть что-то новенькое...

Тут умопомрачительная догадка Шиманского дошла до сознания Игоря. "Уж не думает ли Лев Львович, что я лечился?"

- Куда – «туда»? - с опаской переспросил он.

- В ЛТП! Куда же ещё? - хихикнул старик.

- Что вы, Лев Львович! - Игорь покраснел, сам не зная почему. - В Самарканд меня занесло, в Самарканд...

Тактично не замечая повлажневших ресниц гостя, Лев Львович заговорил о странностях азиатов. Но он не мог не уступить любопытству, ибо он представлял собой его неистощимый источник. Льва Львовича волновало всё - от заметок «Это интересно» до будничных житейских случаев.

- Как это ты туда залетел? А семья?

- Наташа простила... А дети обрадовались.

Шиманский чуть привскочил с кресла с изогнутыми ножками, при­обретённого в комиссионке.

- Ну и герой! Такой номер отмочить! Я бы не простил, моли не моли.

Игорь счёл за благо промолчать.

- Зря, зря она простила, - вдохновенно говорил Лев Львович. - Ведь сколько серого волка ни корми... Ну ладно, давай лучше выпьем за встречу!

И он, будто подброшенный выпрямившейся пружиной, вмиг достал откуда-то играющую на солнце вишнёвую наливку в трехлитровой оплетённой бутыли, потом юркнул за дверь с красивым витражом на стекле и, вернувшись, победно водрузил на стол хрустальные стаканчики.

- Чем богаты, тем и довольствуемся, - на ходу перефразировал он поговорку, наливая в стаканчики искрящуюся кроваво-красную жидкость. - Что нам для жизни надо? - заносчиво спросил он, потирая руки. - Кусочек хлебца-черняшки, можно с маслицем, тарелку супа с сальцем, ну, ещё соску, - так он называл папиросы. - А без неё, - сердито кивнул на бутыль, - обойтись можно, но не сегодня. Иначе обижусь!

Игорь не забыл победы над собой в Кишинёве, но сейчас отказаться от стаканчика не посмел, оправдываясь перед собой тем, что ему выпить совсем не хочется.

Выпив, сразу повеселел. Бывшая поначалу скованность прошла. Угрызений совести перед Шиманским за то, что не написал ему из Азии, больше не чувствовал. Поймал себя на мысли, что вовремя зашёл к Шиманскому, поднять настроение.

- Беда твоя в том, что дела жизни не нашёл, - поучительно сказал Лев Львович после того, как Игорь рассказал о своём путешествии и злоключениях. - А без дела, по моему разумению, не может быть мало-мальски стоящей личности. Так сказать, человека с заглавной буквы. - Шиманский любил, и говорить и писать витиевато. - Стать человекам дела не так-то легко...

- Почему?

- Да видишь ли, много камней на дороге лежит - и больших и малых. Попробуй их обойти-объехать. Да ты не перебивай меня, а слушай! Вот я тебе расскажу. - Он помолчал, собираясь с мыслями, и начал: - Жил да был в нашем дворовом сарае велосипед. Когда-то на нём ездили, но, то было давно. И до того запаршивел и проржавел он, что слов нет! В пыли, со спущенными шинами валялся среди всякого хлама. Что поделаешь, коль попал в услужение безалаберному хозяину, соседу моему. Дети его на велосипеде откатались, повыросли, вот и бросили. Прошлым летом - нет, вру! - бабьим летом соседушка мой укатил куда-то. Скуки ради заглянул я в сарай; замка он не имел, хлам, говорю же, всякий туда спроваживали. Увидел я этот велосипед, сердце почему-то заколотилось. Лежит бедняга помятый, на боку. Взял бедолагу, хоть и не мой, поставил, осмотрел, потом ещё за окулярами своими смотался, чтоб всё до пылинки разглядеть. И чувствую, дрожь меня колотит! Так всегда, когда пробуждается во мне изобретатель.

Изрядно проголодавшийся гость закусывал, чем угостила подоспев­шая хозяйка, а хозяин, захмелев от наливки, вдохновенно продолжал:

- Смотрю на него, сиротинушку, руки так и чешутся! Уволок я велосипед к себе, да под замок. Из головы он у меня не шёл. И на другой день снизошла на меня идея механизированного сбора ромашки. Здесь её море! Местность холмистая, правда, но есть резон покорпеть. Неделю не отходил от агрегата, клепал да кузнечил, потом подмазал да подкрасил - в божеский вид своё изобретение привёл - и готово дело!

Игорь молча улыбался, сравнивая практичного Шиманского с Вахруддиновым, который не хотел расставаться с картинами. Пошли в закуток, громко именуемый мастерской. Старое кресло-качалка и резной, тоже ветхий сервант уживались там со спартанскими верстаком и гончарным кругом.

Шиманский, сильно волнуясь, с мальчишеской гордостью демонстрировал своё детище. Гевашев поразился простой и самобытной конструкции ромашка сборочного агрегата. У того были несложное управление и довольно симпатичный вид.

Популярно объясняя устройство аппарата, Лев Львович похвастался, что собрал за сезон полтонны ромашки, и показал справку из аптеки, затёртую на концах и сгибах. Было ясно, что предъявлялась она не в первый раз.

- А что хозяин велосипеда? Понравилась ему ваша... затея? - Гевашеву не хотелось каким-то иным неуклюжим словом обидеть старика.

- Ясно как, - равнодушно сказал Шиманский. - В суд на меня, мазурик, подал!

- И вы судились?!

- Пришлось! - хмурясь, ответил Шиманский. - Вызвали меня! Судьи, заседатели - знакомые мои. Нагоняй дали мне, разъяснили недопусти­мость подобного поведения в социалистическом обществе. Я вспылил, когда соседушка не так, как я того заслуживаю, ко мне обратился. В целом же вёл я себя паинькой! После драки, сам понимаешь, чего пустомельные языки чесать? Ну, помахали кулаками перед моими ноздрями, но я сызмальства приучен к разбитому носу! Видят, неприступен, как крепость, - да и отступились. Про наказание спрашиваешь? Штраф уплатил! Обязали, как же... Посмеялся я втихаря и заплатил, что полагалось. Не прогорел ни на йоту! Второй год мой агрегат верой-правдой служит. Я нож-секач сменил на резак, наждаком обновил сетку.

- Значит, жалость?.. - начал Игорь, но Лев Львович вспыхнул, как сухая солома.

- Не жалость, а желание выручить обречённого. Согласись, невезу­чий велосипед - не повезло ему до меня с хозяином! А ведь могла его судьба сложиться иначе. Его собратья присмотрены, ухожены, в заботливых руках. Да и сам посуди, поступи я иначе, не было бы изобретения и полтонны ромашки.

Игорь уважительно улыбался.

- Улыбайся, улыбайся! Скептик ты по молодости. Все вы сейчас скептики. Эх, вернулась бы молодость, каких вершин я достиг бы!

- Каких? - спросил Игорь.

Шиманский сердито молчал.

- А я смог бы? - полюбопытствовал Игорь.

- Каждый человек может! Но он живёт в неведении о своих талантах и возможностях, довольствуется малым! И кажется ему, что нужным делом занимается, а на самом деле - не своим. Как познать себя?!

- Вы знаете?

- Никто не знает! Разговоры одни...

Поразительное сходство мыслей художника Вахруддинова и Льва Львовича навело Игоря на другой каверзный вопрос.

- Скажите, а если б ваша жена была не согласна с вашими затея­ми?

- А зачем мне с врагом жить? - философски заметил Лев Львович.

- Вам сейчас за семьдесят. А разошлись бы с Ниной Дмитриевной в таком возрасте, если б она мешала вам?

- Семьдесят два мне, - уточнил Шиманский. - В октябре отмечать приглашу. Нет! Моя на пакости ни за что не способна.

- А всё же? Как бы поступили?

- Не стал бы с ней жить, - помрачнел Лев Львович.

- Ушли бы?..

- Здесь бы и жил, но для меня её - нет! – И Шиманский рукой выразительно отсёк что-то в воздухе. - Будто умерла. А сейчас одна у нас радость - совместная, горькая ли, солёная ли, сладкая... Иначе никак нельзя! Может, я потому такой, что она рядом.

- Какой такой?

- На творчество способный! - гордо заявил он. - Я ведь как начи­нал? Мастерил копилки: кошечек, собачек. Сам был доволен и люди тоже. Да, было время золотое - и прошло! Надоели мне эти слащавые поделки. Потянуло на сложное: фигуры запечатлевать, мимику, жесты. Словом, нашлось дело по душе. Взгляни! Аполлон, негритянка... Думаешь, легко? Месяца два форму отливал, краски очень сложно под­бирать. Другая на месте Нины Дмитриевны сказала бы: "Стоп, хватит дурью маяться!" А Нина Дмитриевна - нет! Помогала. Мы, прежде всего люди, и жить по-человечески хотим. По-обывательски, скажешь? Выгодное дело, мол, на конвейер поставили! Да, а что делать? Негритянка в копейки об­ходится, а навар в рублях. За это не ругай! Мещанству одолеть себя не даю. Сейчас новую вещь делаю. Показать? Нет, а то сглазишь ещё. Я к чему тебе говорю? Надо дело в руках иметь. Только оно должно быть кровным, твоим. Себя займёшь и семью поддержишь. Без денег в нашем государстве тяжело. Не кривись! Никакими догмами не остановить соблазнов цивилизации. За деньги можно всё продать, вот только всего не купить. Достигни такого уровня, чтобы тебя нельзя было купить. Бесценным стань! И это останется миру. Старость напоминает: всё станет прахом, сгинет бесследно. И от мысли этой не по себе становится, хороший ты мой...

Взглянув на часы, Лев Львович поднялся, несколько смущённо отворачивая голову. Игорь встал тоже.

Во дворе, пожимая ему руку, Лев Львович сердито сказал:

- С тобой иначе поговорить надо было!

- Как?

- Ты вот ездил, ездил, а толк из этого какой?

- Какой нужен толк? - набычился Игорь, до того больно поддел его Шиманский.

- Да что с тобой говорить! О высоких материях я молчу, а ты хоть вот эти, - потёр большим и указательным пальцами друг о дружку, - производить бы научился. О семье думаешь? - Игорь кивнул. - А что делать собираешься?

- Если честно, ума не приложу! И в гороно был, и в школах. Никакой надежды! - тяжело, как будто выдавливая из себя, произнес Игорь. Глаза его заволокло слезами.

- Ты это брось! Жить да радоваться надо, пока молод! Разве сравнить тебя с орангутангом наподобие меня?

II

Едва волоча ноги, Игорь вернулся в непривычно гулкую, пустую квартиру. В бесплатной "справочной" - у соседки Лилии Карловны он ещё утром узнал, что Наташа с детьми находится в пансионате «Золотые пески» на самом берегу Чёрного моря близ Затоки. Шиманского Игорь обманул, чтобы избежать лишних вопросов, но в глу­бине души он был уверен, что Наташа простит, и жизнь наладится. Угрызениям совести, и он противопоставлял свой козырь - трудовую книжку с заветной записью о работе учителем - по специальности.

У матери его ожидал сюрприз: после восьми лет ожидания мать и отчим вселились-таки в кооперативную квартиру! Теперь они жили отдельно, не стесняя сына с невесткой, в современных условиях, и всё у них было по-новому. Старыми остались их взаимные претензии. Вениамин Иванович стоял на том, что дети уже взрослые, нечего для них стелиться. Людмила Михайловна, мать Игоря, неизменно отвечала:

- На то я и мать, чтобы помогать им!

Вечером, повидав сына, мать строго-настрого наказала Игорю: наутро отправляться в пансионат, разыскать Наташу с детьми, - и дала денег на дорогу.

Перед этой, совсем короткой дорогой по сравнению с теми, что были уже за плечами, Игорь долго ворочался, не мог уснуть. Когда уснул, беспокойство томило его и во сне. Чуть свет он стал собирать­ся, хотя тело болело, как избитое. Ныла душа. Выпитый наспех крепкий кофе взбодрил. Он постоял немного под шелковицей у крыльца, погладил шероховатый ствол, будто набираясь духу на целый день. Через базар, что по соседству, он медленно пошёл на автостанцию, все, убыстряя и убыстряя шаг. Возле станции Игорь почти бежал. Заметался, казня себя, что заранее не справился насчёт расписания. В дружной толпе безбилетников, взявших нужный автобус штурмом, Игорь успокоился, только когда автобус покинул привокзальную площадь.

За городом автобус зашустрил по гладкой одесской трассе. Часа через три храбро стал осиливать участившиеся неровности возле Белгород-Днестровска. Потом сбавил ход и прибыл в приморский посёлок к обеду. Нетерпеливые пассажиры, мгновенно высыпавшие из него, без всякого сожаления утратили чувство общности под его облезлой дребезжащей крышей.

Игорь побрёл по асфальтированной дорожке, руководствуясь объяснениями матери, без всякого любопытства, лишь по необходимости, озираясь по сторонам. В Затоке он был впервые. Внезапно увидел афишу, которая сообщала о новой программе залётного чародея из Ленинграда Иосифа Орлова с интригующим названием «Чудеса без чудес». Игорь подошёл с беспечностью зеваки и прочитал краткое описание психологических опытов. Неизвестно почему он, сильно разволновался. Его заворожил плакат - руки чародея над простёртым в воздухе человеком. Человек в полный рост под гигантскими руками гипнотизёра казался букашкой. Игорь и думать забыл о предстоящем объяснении с женой: блестящие глаза с афиши взяли в плен и толкнули к длиннющей очереди в билетную кассу. Упустить такую возможность? Ни за что! Билеты он взял для всей семьи.

Семейство своё он нашёл в столовой за обедом. Неловко сутулясь, подошёл. Дети повскакали с мест, завидев его. Слегка оторопевшая жена не сдвинулась с места.

- Папа! У нас есть папа! - кричал на всю столовую младший, Серё­жа, вызывая любопытные взгляды отдыхающих. А старший Юра молча повис на отцовской руке.

К появлению беглого мужа Наташа отнеслась предельно сухо: ни крика, ни слёз. Гевашев, как о спасении, думал о пансионате. Если кругом люди - не до сцен!

- Чуть от стыда не провалилась сквозь пол, - жаловалась Наташа на другой день своей матери. - Только за ложки взялись, а он как солнышко ясное!.. Наглаженный, озабоченный, между столами проби­рается. Обрадовалась, но виду не подала! Зазнается ещё, чего добро­го. И так дури в нём много. Хватит с него моего прощения.

- А где он? - спросила мать.

- Отсыпается. Оставался фокусника смотреть. Для него заезжий бродяга дороже семьи. Нас тоже звал, да я не пошла.

- Ты помягче с ним, - наставляла мать, - может, наладится? Хорошо ведь было раньше... Вернулся, значит, не совсем ум потерял. - Её глаза наполнились слезами.

Дочь сурово покачала головой^:

- Вряд ли! Приехал и сразу на сторону глядит. Избаловался! Полюбила я - и ошиблась. В голове у Игоря ветер, книги и ещё что-то. Только не семья! Меня вроде и нет для него. Я из «Букиниста» старьё по ящикам рассовала, а он выставил. Хоть бы читал толком, а то ищет что-то - сам не знает что, вчерашний день, очевидно.

- Ты жена, вот и допытайся.

- Жена?! Прислуга я ему. Сердцем чувствую, не годимся мы для жизни вместе. Слишком разные! Развестись, что ли?.. Плотникова жи­вёт без Павлика припеваючи. Таксиста себе завела...

- И тебе хочется?! - прикрикнула мать. - А ты спросила её, как ей? На улицу ведь слёз не понесут.

Мать осторожничала.

- Сколько можно, мама? Про обучение на дому говорит, а на рабо­ту не хочет идти. Я ведь хожу, и ты ходишь. Эх, если б не твой ого­род да не свекровь...

- Сейчас лето! - стала мать оправдывать зятя. - В гороно гони, пусть становится на очередь.

Желая одного и того же - счастья и покоя Наташе, видели достижения этого в разном; мать, мягкая по характеру, советовала действовать исподволь, ждать улучшения. Наташа по молодости готова была рубить с плеча. Ни до чего не договорились, разнервничались. Наташа уехала к себе.

Игорь, радуясь возвращению, смотрел на жену с давно забытым волнением. При виде мальчиков вообще растаял. Но и мысли о представлении Иосифа Орлова волновали Игоря не меньше. Когда Наташа засобиралась домой, он заикнулся, было о приобретённых билетах, но жена грубо оборвала:

- Цирка ещё не хватало! Ты сам из дома балаган устроил. Ходить никуда не надо. Раз вернулся, будь добр с семьёй считаться.

Игорь обиделся на такое непонимание. Острый холодок прошёлся по сердцу. К кому он рвался из далёкого Самарканда? Теперь Наташа была другой - начисто лишённой той юной романтичности, что толкнула их друг к другу. Не созрев для семейной жизни, Гевашев не принял такой ноши, и жена понесла её в одиночку. Но разве мать и свекровь заменят мужа? Не чувствуя рядом с собой сильного плеча, Наташа утратила очарование слабого создания. Да она и не была им! На всё смотрела прямо, оценивала трезво. Работа в бригаде строителей изменила Наташу. Игорь видел перед собой чужую, грубую женщину. Снисходя время от времени к семейным заботам, он с болью видел: никакими силами не вырвать детей из-под влияния заземлённой матери. Вот и сейчас! Хотел, было оставить их с собой, показать гипнотизёра, а Наташа не позволила.

- Ещё чего! Зачем им шарлатана смотреть?

- Да это же чудо, - воззвал он к её любопытству.

- Тебя я не держу! Ты бродяга, и другие бродяги тебе дороже семьи, - съязвила Наташа.

В раздражении Наташи была неприкрытая горечь: не успел приехать из подозрительных скитаний неизвестно с кем и тут же меняет жену на какие-то забавы! Ему б на руках её носить, а он... Но Игорь не понял иной обиды.

Вечером того же дня, забрав цепляющихся за отца детей, она выехала из пансионата. Примолкший Игорь проводил их. Лишние билеты ещё до того, как дошёл до летнего кинотеатра, оторвали чуть не с руками.

Сеанс превзошёл все ожидания Игоря.

То, что проделывал Иосиф Орлов с людьми, удивляло и подкупало. Любопытный Гевашев не спускал глаз с повелителя человеческих душ.

Вызвав на сцену желающих, гипнотизер разобрался с ними в счи­танные минуты: внушаемых оставил, а остальных отправил на место. После трёх-четырех минут гула в зале выяснилось, что на сцене собралось-таки изрядное число смельчаков, годных, на взгляд чародея, для демонстрации его могущества и мастерства.

- Спать! - металлическим голосом приказал Орлов, и помощники его бросились укладывать усыплённых на пол вдоль стены.

- Ишь ты, штабелями укладывают! - восхищённо обронил кто-то за спиной Игоря.

Но это было лишь начало чудес. Усыплённые поднимались, ходили, разговаривали сами с собой, отвечали на вопросы и вообще были подвластны воле чудотворца в чёрном смокинге.

- Забираю вашу речь! - вещал гипнотизёр, и бойко ворковавшая только что девица замирала, беспомощно хватала ртом воздух, пытаясь что-то сказать, но к невыразимому ужасу зрителей не могла. В переполненном зале стало так тихо, что Игорю было слышно сопение соседа - молодого толстяка, задыхающегося от волнения или астмы.

- Говорите! - разрешил волшебник; испуганная девица пролепетала: "Мама!" и осеклась. - Говорите! - требовательно повторил маг. - Отвечайте: сколько вам лет? Говорите!

Представление продолжалось. К концу трехчасового сеанса уставший от напряжённого внимания зал, всецело находясь во власти всемогущего кудесника, уже не столь почтительно настороженно следил за опытами на сцене. Некоторые из зрителей даже подтрунивали над внушаемыми смельчаками-добровольцами. Но аплодисменты уникальному таланту были до конца представления восторженными и неизменно долгими.

Совершенно потрясённый властью Иосифа Орлова над людьми, Игорь в волнении бродил часа два по ночному посёлку, пока не сообразил, что рискует вообще не попасть домой сегодняшней ночью.

Добирался ночным транзитным автобусом. Тревожные мысли о завтрашнем дне, о жене постепенно вытеснили в душе ощущение праздника, рождённое сеансом Орлова. Нежелание и даже страх встречи с женой нашептывали, что он зря не остался "у самого синего моря" хотя бы на пару дней. Побыть наедине с игривой барашковой волной, набраться сил на предстоящие неприятности. Если работы снова не будет, чем тогда кормиться? О Владлене он так и не вспоминал.

Лишь дома, увидев на подушке черноволосую голову Наташи, он неожиданно вспомнил другие - светлые - волосы и вздохнул, с облегчением и тайным сожалением, в котором не хотел себе признаваться.

III

Наташа напрасно обижалась на Игоря за то, что он предпочёл её обществу сеанс заезжего гипнотизёра. Демонстрация Орловым своего могущества оказала на Игоря неожиданное влияние. Восхищение магом и чародеем родило в его душе веру и в свои необыкновенные возможности. Игорь решил ковать железо, пока горячо. Он разыскал Вадима в Межрейсовом доме моряка и уговорил его «сотворить» рекламу, а потом допоздна вместе с корешом вывешивал на столбах объявления об уроках английского языка на дому, по совершенно новой системе, навеянной «чудесами без чудес». Он был уверен, что его уроки станут сенсацией в городке, чувствовал исполинскую силу и неистовое желание приступить к делу. Ему рисовались заманчивые картины: как он в боксёрском темпе направо и налево сыплет английскими словами и фразами, а ученики дружно вторят за ним.

И вот, наконец, пришёл день, когда раздался звонок в дверь. На пороге возник мальчишка лет тринадцати, смело, заявив, что он «по объявлению».

Игорь ждал этого часа и хорошо постарался. Тщательно вымытый с мылом пол блестит, как палуба крейсера. Поставленный торцом к стене старинный трехстворчатый шкаф с зеркалом отгораживает угол для занятий и одновременно служит школьной доской для занятий. В открытую форточку льётся поток прохлады из дворика, стараниями жильцов превращённого в уютный сад.

Проведя мальчишку по общему коридору, в свою светлую комнату с высоким потолком, сияющий учитель приветливо кивнул на выпрошенное у соседки кресло:

- Садись! - и, не теряя времени, представился.

Мальчик тоже назвал себя.

- Павлик, а мама твоя где? - намекая на денежную зависимость ученика от родителей, спросил Игорь Васильевич.

- Из Килии я! Приехал к тетке, - охотно объяснил Павлик. - Иду по проспекту Суворова и возле «Детского мира» вижу плакат: «Система Брандта». Красное с чёрным. Здорово! Сами писали?

Учитель промолчал. Смелый мальчишка продолжил:

- Я узнать пришёл, что за система такая - Брандта?

Игорь Васильевич решил брать быка за рога. Заниматься языком самостоятельно, чтобы совершенствовать свои знания, не хватало воли, а было настоятельно необходимо для человека, замыслившего покорить городок своими сногсшибательными уроками. Поэтому он не стал слушать вопросы Павлика и посвящать его в загадку системы Брандта, которая, впрочем, не имела никакого отношения к его урокам. Он с ходу начал занятие, а вернее - сеанс английского языка.

- Вот книга. Зачем драгоценное время терять? Раз пришёл - позанимаемся... Английский язык довольно прост, - объявил начинающий экспериментатор, зная отлично по себе, что это далеко не так.

- Как это прост?! - тотчас возразил необычному заверению мальчишка. - Вам-то легко говорить, вы институт кончали... А я вот, сколько ни учу - всё без толку.

"Мальчишка не из робких", - улыбнулся про себя Игорь Васильевич. И увлечённо продолжал:

- Простой он, Павлик! Только жизнь так устроена, чтобы простоты этой люди не замечали.

- А вы что - секрет, какой знаете?

- Да! Иначе бы не обещал, научить любого желающего за месяц.

- По-английски я смогу книжки читать? - спросил Павлик. И тут же деловито поинтересовался: - А Шекспир у вас есть?

- Сейчас на руках. Один пароходский у меня занимается, тот читает Шекспира в подлиннике, да ещё как! Взахлёб! - обнадёжил Игорь Васильевич, не сморгнув глазом.

- Вот бы и мне так! - мечтательно смежил веки Павлик.

У него оказалась отличная память. Гевашев отметил про себя, что с таким учеником у него будет прогресс.

Не заботясь о фонетике, он заставил своего студента читать вслух вместе с ним сложнейшие тексты, не всё, понимая сам. Часа через два Павлик еле ворочал языком, как и сам учитель. Оба сильно устали и вконец выдохлись.

Оставив в покое мел и заднюю фанерную стенку платяного шкафа, Игорь Васильевич сказал:

- Завтра с мамой или отцом ко мне часа в четыре.

- Завтра не могу.

- Это ещё почему?

- На огород с тёткой еду.

- Какой огород? - Учитель так возмутился, что, едва присев, вскочил и, как ужаленный, заметался по комнате.

- Обыкновенный! Сказал ведь, завтра я не смогу! – «Студент» оказался с характером. - А сегодня пришёл только узнать.

- Вот что, родной, хороший, - вкрадчиво сказал Игорь Василь­евич охрипшим голосом, - у тебя не память, а настоящий клад.

- Память у всех, у меня разве только?

У самозваного «англичанина» не укладывалось в голове, почему Павлик после, как ему показалось, ошеломляющего успеха не хочет пожертвовать огородом и заняться английским всерьёз.

- Завтра с десяти до одиннадцати жду тебя! - не допускающим возражений тоном сказал он. - И запомни! У тебя единственный шанс научиться говорить на языке Шекспира.  Если упустишь - пеняй на себя! Так и останется для тебя английский загадкой на всю жизнь, а сам ты ... кочерыжкой от кочана капусты.

Под конец исступлённой речи Игорь Васильевич улыбнулся. Пространно объяснил, что, обозвав Павлика кочерыжкой - пошутил. Тот, испуганный резкостью учителя, молчал.

"С такой памятью и способностями к языку мог бы светилом стать. А у него огород в голове", - с неприязнью ко всякого рода огородам, делам, обязанностям осуждающе думал Гевашев. И не находил себе места в квартире ещё долго после того, как Павлик, так и не пообещав прийти и даже не попрощавшись, не сказав "спасибо", твердя лишь о последней в этот день "ракете" до Килии, ушёл.

< Предыдущая		Следующая >