Глава четырнадцатая

НЕ МУДРИТЕ ЛУКАВО

I

На следующий день Гевашев с верой, что в нём нуждаются, с обыч­ным пылом заверял совсем молодого Балаковского завгороно в искренности выбора именно города Балаково и просил не принимать во вни­мание пухлую свою трудовую. В тот же день он, призвав себе в помощь ум, сообразительность, упорство, прошёл медкомиссию.

Потом знакомился с городом и новостройками в поисках жилья. Тот Никола был из местных. И всю дорогу нагонял страху на Иго­ря, рассказывая о всяческих геройствах местной и заезжей братии. Осо­бенно ужаснула история о том, как в канун нового года дюжие подрост­ки невинной забавой лишили жизни пожилого человека за то, что он был похож на заклятого врага бедовых мальчишек, орудующих ночами по садам. Забава была поистине садисткой: от удара печатки на лбу у погибшего кровавым оттиском запечатлелся грядущий Новый год.

По совету молоденькой секретарши Игорь Васильевич, наконец, снял угол у Зои Дмитриевны, бывшей учительницы, ныне пенсионерки. Горест­но качала она кудрявой, коротко остриженной головой - в ответ на его расспросы о жутком убийстве.

- Давненько было это! Лет двадцать тому. А всё помнят! Легко ли по­нять - откуда это: ни за что ни про что убить человека? Подумать и то страшно, ведь специально свинчатку с цифрами готовили!

Игорь Васильевич недолго сокрушался и недоумевал, занявшись ра­достными хлопотами по устройству на новом месте. Ничто не могло омра­чить его душу - даже туча дождевая, когда с приказом на руках, сдер­живая волнение, готовый прослезиться, он переступил порог досрочно сданной школы. "Если ты твердолобый, что бы и где бы ни случилось, прояви настойчивость и упорство - и ты снова обретёшь себя в новом месте", - твердил себе Игорь Васильевич.

Теперь он жил в добротном доме с газовым отоплением в комнатке с видом на ухоженный яблоневый сад.

Вечерами в гостиной под малиновым абажуром они неторопливо беседовали про школу. Степенно, с чувством говорила ему Зоя Дмитриевна о своей молодости. Ей нравился вдумчивый, часто несдержанный молодой человек. Настораживал лишь немаловажный, по её понятиям, факт: женат, а с семьей не живёт. "Разве можно так?" - она по-старушечьи охала, по-детски всплескивала сухими ручками, и вновь возвращалась к делам школы. Делилась наблюдениями с неопытным педагогом, так как была в курсе всех школьных событий. У окна или калитки с нетерпением ждала Игоря Васильевича из школы, накрывала на стол, суетилась, поучала: "Люби школу! Не распускай ребят". Её мучило назойливое желание узнать о причине его переезда. И вот однажды она полюбопытствовала. Гевашев хотел, было поделиться наболевшим, но сдержался, житейский опыт подсказал: "А вдруг в жилье откажет? Где пристанища искать?" Отвечать что-то надо было. Он выпрямился и поправил серый галстук. Потом пригладил непослушные волосы, чуть не поперхнулся от смеха и начал безбожно сочинять.

- Всё началось с жалобы! Да, да, с жалобы. Представьте себе двух этаких дам-десятиклассниц. С положением и связями! В пуховых платках и пальто на уроках английского восседают. Раз и другой я смолчал, а на третий не выдержал и сделал им замечание. Сижу после урока в учительской, занимаюсь составлением поурочных планов. Вдруг распахивается дверь. Все поднимают головы: входит Анатолий Романович, директор, и прямо ко мне:

- На вас жалоба!..

Меня так и обдало жаром.

- Какая жалоба? - бормочу, испытывая стыд перед совсем незнакомыми коллегами.

- Да вот учащиеся жалуются, - неопределённо сказал директор.

Пробую шутить.

- А на что - не сказали?..

- Сказали! Об этом и напишите объяснительную.

Пока я с мыслями собирался, он с порога объяснил:

- Вам что за дело, кто, в чём сидит?

Вот оно что! Нажаловались девоньки! Сбивчиво объясняю ситуацию настороженным учителям.

- Нехорошо получилось, - говорит завуч. - Раз дымком потянуло, значит разобраться надо, притушить!..

- Но ведь я прав! - не сдаюсь. - Куда это годится, жаловаться на справедливое замечание!

- Милостивый государь, - вкрадчиво начал один из старых учителей. - Кому, собственно, нужна ваша правота? Надобна тишина.

Я что-то лепетал, а все молчали. Шишман, так звали завуча, что-то стёр резинкой в расписании, потом вписал другое. И после этой «работы» прочитал мне лекцию «0 поведении учителя в очно-заочной школе». "Не ученики, - существуют для учителей, а наоборот, - вещал он. - Ученики нынешние - народ ненадёжный! И на том спасибо, что раз два в месяц покажутся в школе. А как - с учебниками или без них, в пальто или платке - это не тема для разговора".

"Ну и дубина стоеросовая! - мысленно выругал я себя. - Вечно впросак попадаешь!"

Понурил я головушку безмозглую и пошёл каяться к директору. Там и написал заявление об уходе. Забирал трудовую книжку, прислушался: в школе царила первобытная тишина.

Хотя в жизни Игоря реально существовали и Шишман и Анатолий Романович, он сам удивился, как правдоподобно выглядит его импровизация с жалобой и демонстративным уходом из школы.

Зоя Дмитриевна тихо посмеивалась, а Гевашев захохотал, не совсем поняв, над, чем она смеётся - над школой или над ним? Не всё ли равно! Жизнь почти наладилась: его не только оформили, но и произвели в классные руководители.

Всласть насмеявшись, Зоя Дмитриевна сказала:

- Правильно сделали, что ушли! Правда, я не слышала о таких школах, вернее о таких порядках. Однако всё может быть.

Сожалея о случившемся в очно-заочной школе, и сурово осуждая закосневших учителей, Зоя Дмитриевна почему-то с большой симпатией и доверием стала относиться к постояльцу.

Как ни хорошо ему было, но Игорь помрачнел. Назойливо стучал в голове вопрос: "А уживёшься ли здесь?"

За окном шелестел холодный сентябрь, а у Зои Дмитриевны благодать: уютно, спокойно и тепло. Гевашев не испытывал одиночества рядом с пенсионеркой. Пожелав ей спокойной ночи, он хотел спуститься по деревянному крыльцу во двор, как вдруг из глубин сознания выплыло изречение: «Не мудрствуй лукаво», ранее слышанное из её уст. Он не заметил, что произнёс это вслух и что Зоя Дмитриевна удивлённо спрашивает: "Кому вы говорите? Иначе Гевашев ответил бы. Кому? - Всему, мешающему жить и трудиться в волнующей радости. И продолжал думать о смысле своей жизни, о том, что должен внести посильный вклад в сокровищницу человечества. Вдыхая запахи георгин, мяты и других цветов сада, он долго торчал на крыльце, глядя на мерцающие звёзды, словно впервые увидел этих веч­ных спутниц неба.

II

Через распахнутую форточку в душноватую комнату вливался аромат созревшей антоновки и белого налива. Зое Дмитриевне не спалось: растревожил её память Игорь.

Её молодость была насыщена радостной сутолокой. Бывало, когда учила в начальных классах, бегом в школу бегала. Сухие губы Зои Дмитриевны шептали: "Вся радость моя там, где детям знания дают! Не сосчитать, сколько я двоечек поправила". Невольно припомнились ей родительница Дёмина и её сынишка Павел. Как-то раз зашла Дёмина в учительскую: "Пожалуйста! Возьмите моего Пашу к себе, а то мимо школы ходит". И тетрадь показывает, где на всю страницу - единичка. Она возмутилась: "Разве можно так?" У мальчика глаза блестят, очень любознательные. Взяла его, привела в класс, спросила детей: "Кто хочет сидеть рядом c Пашей?" Все хотят. Учение - труд. Глазкам, ушкам не терпится, хочется всё увидеть, всё услышать, пошалить. А вокруг товарищи сидят, занимаются. Головка светлая. Незаметно пробежало время, и вот наладился голубоглазенький Паша.

Откуда, как не из школы, черпала я силу? - размышляла вслух Зоя Дмитриевна. - Отметками хорошими не баловала никого. Поначалу родители ворчали: "Одни тройки у ребят! "А как иначе? Пойдёт если на экзамен, так и себя, и учительницу сконфузит. Ах, как хочется поглядеть на тетрадочки с каракулями, пройтись по классам первоклашек, посидеть на уроке до звоночка, потом в учительскую зайти.

Снова и снова, уже в постели, воскрешала она в памяти эпизоды учительской жизни. И почему-то в памяти часто возникала молодость. Видно, виной тому мой постоялец".

Однажды прибыл в школу начальник какой-то со свитой. Учителя-старожилы почесали затылки: "У Зои Дмитриевны уроки что надо, к ней и направить комиссию".

Только расселись начальник и его свита, как дежурная «порадовала» их сообщением: "Мы к уроку не готовы! К осеннему вечеру весь день готовились". Что прикажите делать? Большой начальник сам и выручил:

- Проведите урок по этой теме! - И материал протягивает. Времена года? Чем не материал. Дети с интересом читали и озаглавливали. Поднялся лес рук. К звонку все уложились. Собрались все в учительской, начальник держит в руках чей-то план и вовсю критикует. А потом и к ней обращается: "Зоя Дмитриевна, а как вы свой урок находите?" Она растерялась, а он похвалил:

- На высоком идейном уровне урок провели! Любовь к природе прививаете детям. Цель эта достойная!"

Расхвалив урок, попросил он Зою Дмитриевну тетрадки показать. А те аккуратненькие, чистенькие: и диктант, и изложение, и письмо по памяти.

И снова её мысли перебрасываются на Игоря Васильевича. Не случится ли с ним казус и здесь? Как поведёт он себя в этой школе. С мыслью: выдюжит ли он? - Зоя Дмитриевна и уснула.

III

И опять, как не раз случалось, поверил Гевашев в свою безнаказанность и непогрешимость, когда поступил по-своему.

- По плану на воспитательном часе, что у вас? - спросил завуч.

- Паустовский! «Рассказы о художниках».

- А зачем?..

- Как зачем? Интересно, да и все хотят.

- Мало ли что хотят ученики! Они на головах стоять хотят. Вы позволяете им?

- Но я составил план! - загорячился Игорь.

- Такой план я не утверждаю. Надо его заменить.

"Настаивать? Это бесполезно", - думал Гевашев. - Будь, что будет! На плаху не поведут".

И провёл с большим подъёмом воспитательный час по «Золотой розе» Паустовского, торжественно настраиваясь, молча снести нравоучения детины завуча.

Возможно, запамятовал тот, то ли более важное дело заняло его, но вызова «на ковёр» к завучу ни на следующий, ни в другие дни не последовало. С Валерием Павловичем он сталкивался в коридоре, но завуч по воспитательной части казалось, нисколько им не интересуется. Всё шло пока гладко, не считая стычек с учителями из-за ключа, либо несвоевременной уборки кабинета классом Гевашева.

Однажды, в начале октября, Игорь Васильевич обратил внимание на висевшую в учительской доску объявлений. Возможно потому, что мельком увидел на ней свою фамилию. Нет, выговора там не было. Просто висел список дежурных учителей на вечере, посвящённым осени.

В назначенный день поднимался Гевашев по ступенькам школы, посматривая на ребят с красными повязками. Они стояли вокруг паренька с косящейся на всех овчаркой на поводке. Школьники сдержанно поздоровались, уступили дорогу. Он ещё не прижился в школе и чувствовал себя вне уроков стеснительно.

В вестибюле его резко окликнули. По голосу - Татьяна Александровна, распорядитель вечера. Может, опоздал? Нет, просто она напомнила ему об обязанностях дежурного. Игорь Васильевич смолчал на её недружелюбный тон, но настроение ухудшилось.

Приступая к обязанностям дежурного, Игорь Васильевич столкнулся с необъяснимым явлением: старшеклассники в красных повязках разошлись, как только зазвучала музыка. Как быть? Как удержать их?.. Без конца появляются незнакомые подростки и смело заявляют: "Мы из этой школы", - и рвутся, невзирая на запрет, внутрь. А ему не под силу определить, правду ли они говорят. И он впускал всех подряд. Памятью на лица Гевашев особенно не отличался, число веселых молодых людей росло. Шныряя туда-сюда, входя и выходя, сбиваясь в группки, беспричинно смеясь, они обложили Игоря Васильевича со всех сторон. Совершенно не стесняясь, подростки соображали на «троих» и на «четверых», а девушки позволяли себе вольности.

Когда стрелка часов над дверью подошла к десяти, звуки бала усилились: это группа подростков распахнула дверь.

- А, Игорь Васильевич! - подойдя к учителю, приветливо сказал один из группы. Гевашев признал в нём неунывающего Мохначёва из 10 класса. - Пошли с нами!

Все загалдели, столпившись вокруг Игоря Васильевича, убеждая идти вместе с ними.

- Тёмно, города не знаете!..

- А здесь кто будет? - колебался Игорь Васильевич.

- Баба Аня и милиция!.. Есть кому, вы не беспокойтесь. Смотрите!.. И действительно: из подъехавшей машины вышли сотрудники в форме.

- Ладно, уговорили! - сказал Игорь Васильевич. - Нечего здесь делать, коль сама милиция на страже. "Завтра первый урок, подготовиться и выспаться надо", - подумалось ему. И он окончательно сдался.

С шутками и прибаутками вся честная компания высыпала на улицу, увлекая за собой Игоря Васильевича, довольного тем, что не надо тащить­ся малознакомыми улицами в одиночку.

Не думалось ни о каких опасностях, хорошо и весело было под огромным тёмным куполом неба с одиноко плывущей луной, слушать аккомпанемент ребячьих голосов и шорох ночного ветра по осенним кронам садов.

На следующее утро радужное настроение Игоря Васильевича сменило все радужные тона на чёрные: его вызвали к завучу. Валерий Павлович не замедлил приплюсовать самовольный уход с дежурства к чтению на воспитательном часе рассказов Паустовского, и вся эта разборка закончилось отстранением Гевашева от уроков. Тогда Гевашев бросился к директору школы. Его не было на месте. Стал ждать, кипя и чертыхаясь, но всё ещё надеясь на справедливость.

Когда директор, выслушав его, приказал писать объяснительную, Игорь Васильевич рассвирепел:

- Ни за что!

- В пятницу соберётся педсовет и решит, что с вами делать, -и директор указал на дверь.

Вымечтанное на пляже Лебедевки благополучие вновь рассыпалось как карточный домик.

...На педсовете первой выступила всегда приветливая с ним учительница географии.

- "Не ходите, дети, в школу, пейте, дети, кока-колу! Африка! Африка!" Это так сегодня Строгов из класса Игоря Васильевича завы­вал, оседлав, между прочим, парту. Чуть не весь урок!.. А классный руководитель...

- А я при чём? - не смог сдержаться Игорь. - Не я учил его этому!

Но все учителя дружно ополчились против него.

- А притом, что вам, как мужчине, класс доверили. А вы что с ним сделали? Во что превратили?

- Он и до меня хорош был, - огрызнулся Игорь.

- Лучше был, покладистей, - подал голос математик. - Как бы вспоминая что-то, потёр лоб. - Вот во что ваши подопечные играют на уроках? Что это за словечко такое «Замри!»?

- Шутливая команда, - хмуро объяснил Игорь. - Вам говорят: "Замри!" вы и застываете на месте.

- Да-а! - протянул директор. - До вашего прихода в школе её не было.

- Сама слышала, как Игорь Васильевич пользуется этим «замри!» на уроках, - вставил ещё чей-то тихий голос.

- Лучше в эту игру играть, чем парты ломать на переменах, - отпарировал Игорь.

- На уроках дети должны заниматься, а не в игры играть, - сказал директор. - Мы, я чувствую, не понимаем друг друга. Лучше расстаться! Напишите заявление «по собственному…», и мы вас тихо мирно отпустим.

- Как же так? Я всего полтора месяца как в школе, - растерянно встал с места Игорь.

- А уже показали себя! Да и по всему видно - вам не привыкать! - раздались язвительные реплики.

- Лучше прежнего учителя возьмём, - объявил Валерий Петрович: - Её мы хорошо знаем, а вас нет. Тем более ваши выходки...

- Какие выходки?

- Опять за своё! - возмутился директор: - И на педсовете ведите себя прилично.

Гевашев повёл себя вызывающе, но в глубине души ему хотелось плакать. Вслух комментируя уход «по собственному желанию», он написал требуемое заявление. За воротами школы с трудовой книжкой он даже прослезился. То, замедляя, то, ускоряя шаг, он помчался туда, где его понимали. Хотелось поплакаться в жилетку Зое Дмитриевне. Но перед самим домом ему пришли на ум её слова: "Не хмурьтесь, пожалуйста, на мои наставления. Взрослый, а непоседлив, как ребёнок. Пора одуматься и зажить, как все порядочные люди, в семье. К чему эти скитания? Оттого и неприятности у вас". И откуда у него невосприятие этих обра­щений: "Вас бы на моё место, не то бы запели".

Взбудораженный вид квартиранта не на шутку встревожил хозяйку, поджидавшую его на крылечке.

- Уезжаю, Зоя Дмитриевна! Уезжаю! - как можно веселее сказал он, пряча глаза.

Зоя Дмитриевна засуетилась, собираясь в школу.

- Батюшки-светы! Да что ж там случилось?

- Вы не волнуйтесь! Поздно уже. Вот она, моя великомученица, - Гевашев выхватил из кармана разлохмаченную трудовую книжку.

- А теперь куда же? - помолчав, с сочувствием спросила она.

- Туда, где нужен!

- А где это?

- В Пермь! На Урал поеду, - брякнул Игорь Васильевич первое, что пришло в голову.

- Ой, батюшки! В Перми у меня сын живёт, - всплеснула ручками Зоя Дмитриевна: - Я адрес вам дам! Всё же не на пустое место приедете.

Говорить Зое Дмитриевне, что в Пермь он не едет, Игорь не стал, чтобы не обижать отказом, но адрес записал. "Оправданная ложь лучше правды" - утешал он себя. Не зная, куда податься, решил, что выпишется по запросу, как из Самарканда.

Зоя Дмитриевна, в волнении бродившая по дому, заглянула, наконец, к нему. При виде собранных вещей её губы разжались.

- В добрый час! - невесело произнесла она и присела, приглашая постояльца следовать доброму обычаю.

На следующий день, не зная всей правды, Зоя Дмитриевна пошла в школу - и от знакомых учителей узнала истинную причину увольне­ния Игоря. Все осуждали «демонстративный» уход с поста дежурного на школьном вечере. Зоя Дмитриевна болезненно пережила этот скандал. И ей стало понятно, что спровоцированный репликой директора: "Современной школе нужны здоровые кадры!", Игорь Васильевич вспылил и пошло-поехало. Пока на бордовый плюш директорского стола заявление не легло. И скорее в дорогу, неугомонный!

Блуждая по опустевшему дому, она сокрушалась: "Всякое бывает, а тут гордость ненужную проявил. Больно горячий! Нет, настоять на своём, а он пасует перед трудностями. Этак, нигде места себе не согреешь! Авторитет прилежанием и кропотливым трудом приобретается. На деле, не на словах! Ученики школой пришли, и все, как один: "А где Игорь Васильевич?" - Любят ведь!"

Она и не ведала, как тепло мечущемуся по необъятной стране в поисках своего места в жизни Гевашеву от симпатии её и сочувствия. Да тоскливо ей будет, успела ведь привыкнуть, и, пожалуй, целый месяц будет себя казнить, что не уберегла его от опрометчивых поступков.

И хотя сама не одобряла малодушного поведения Гевашева на педсовете методов его ведения класса, всё равно сочувствовала ему, желала попутного ветра. Вот и адрес живущего в Перми сына-инженера дала. Да и считала, что получится, обязательно получится жизнь у Игоря Васильевича. Только лучше ехал бы домой, к семье.