Часть третья

САМОЗВАНЕЦ

Глава пятнадцатая.

УЮТНОЕ ГНЁЗДЫШКО

I

Так и не узнав, что сталось с виконтом де Ламар и графиней, когда обезумевший «рогатый» супруг ринулся на их поиски, Рауль Ананьевич с досадой вылез из-под пухового одеяла и на цыпочках подошёл к двери. Отложить Мопассана его понудило игривое посвистывание электрического «соловья» в прихожей. Торопливо натягивая брюки, он недоумевал: "Кто бы это мог быть в столь ранний час?"

Теперь он жил в кооперативной трёхкомнатной квартире такой простор­ной, что мог бы, не выходя за дверь, играть в футбол, как шутила над его увлечением несносная тёща. Комнаты, заставленные донельзя, давили на него привычной теснотой, раздражали множеством больших и малых, как правило, ненужных вещей.

Томясь в ожидании телефонного звонка супруги из подмосковного санатория, он скуки ради взялся опять за Мопассана.

При тусклом свете лампочки в «глазок» ничего определённого разглядеть не удалось. Человек отнюдь не робкого десятка, капитан машинально расправил плечи, щёлкнул замком и нажал на ручку. Увидев на пороге сияющую физиономию бывшего матроса и внештатного «экспериментатора», от изумления потерял дар речи и мужественный вид. Невероятное появление Игоря так не укладывалось в голове, что Рауль Ананьевич не сразу сообразил, откуда Гевашев знает его новый московский адрес. Придя в себя, неопределённым жестом пригласил войти.

- Надолго? - вместо приветствия спросил Рауль.

За те несколько лет, что они не виделись, капитан сильно изменился. Время посеребрило паутиной его чёрные густые волосы, вырезало морщи­ны на лице. В солидном баритоне звенело раздражение, когда он «по-дружески, без церемоний» выговаривал незваному гостю: что "Разумнее было созвониться, прежде чем приезжать. Ведь это Москва, иные масштабы!” Игорь оторопел от такого приёма, но смолчал.

Нынешняя зима в Москве выдалась на редкость холодной и безжалостной ко всем людям, не говоря уж о таких непрактичных как Гевашев.

- Надолго? - машинально переспросил Игорь. Озябшие ноги в прохудившихся полутёплых ботинках ещё не успели отойти от вдоволь нахозяйничавшегося в них мороза. Тепло охватило сладкой истомой его намерзшееся тело, и он знал одно: как бы там ни было, а он не может уйти сейчас отсюда, - спрашиваешь, надолго? - повторил и расхохотался так, как смеялся в доброе время плавания по Северному морскому пути на «Волго-Доне». - На всю оставшуюся жизнь!.. Рауль Ананьевич застыл в позе гоголевского персонажа финальной сцены «Ревизора», глядя, как Игорь без приглашения снимает потёртое, совсем не по сезону, пальто, похожее больше на плащ и чёрную кроличью шапку. Капитан мысленно вздохнул: "Внешний вид гостя оставляет желать лучшего. Явно пожаловал в поисках ночлега и денег".

Собравшись с мыслями, Рауль Ананьевич баском предложил идти на кухню и опрокинуть там по рюмке за встречу. А закусить чем придётся! “Хозяйка в санатории, так что - всухомятку"...- добавил он. Окольным путём попытался выведать дальнейшие планы Игоря:

- Как семья, дети? - спрашивал он, хотя, конечно, не интересовался этим. Наташу и детей он видел в Измаиле раза два - три. Имена позабыл, однако улыбнулся, услышав ответ: "Ребята повзрослели!" Посочувствовал, узнав, что Игорь подал на развод и пожурил за то, что детей ожидает безотцовщина.

Капитан, будто скованный, сидел в собственной кухне, прислушиваясь к звукам. Звонка до восьми не последовало и Рауль Ананьевич расценил молчание жены как уловку продержать его напрасно у телефона, чтобы «не шлялся, где не следует». Ну, а сегодня, выходит, он волен быть, где вздумается. И капитан предложил Игорю поездку к Николаю Павловичу: он давно не виделся с ним и не прочь был повидаться. Нетерпеливо посматривая на часы, он выждал - не последует ли звонок супруги? Потом позвонил к Николаю Павловичу и сообщил Игорю, что Николай Пав­лович ждёт их. Намекнул - при этом: "Желательно захватить по пути бе­зобидный пузырёк".

Гевашеву не особенно улыбалось тащиться опять на мороз. Продолжая баловаться кофейком, он подумывал о ванне и мягкой постели. Рауль Ананьевич собрался и молча, ждал, когда нежеланный гость досмакует четвёртую чашку, и нетерпеливо хмурился. Потеряв терпение, он зычно, как на капитанском мостике, скомандовал: "Выходим!" Ловко закрыл двери на два замка, подмигнул Игорю и побежал со второго этажа вниз. Игорь брёл, не спеша следом, мрачный и съёжившийся.

Минут за сорок они добрались до метро «Сокол», болтая о пустяках. Скрытый Рауль Ананьевич пока ни словом не обмолвился о втором браке с коренной москвичкой и о должности начальника отдела по протекции руководства «Спецморпроводки». И смолчал лишь насчёт новой хорошенькой пассии.

Квартира Николая Павловича находилась в уютном особняке с палисадником и мраморной лестницей.

- Забыли!.. - останавливаясь у подъезда, с притворной досадой в голосе сказал вдруг Рауль Ананьевич.

- Что?.. - не понял Игорь.

- Обещался я коньяку принести! Чтоб настроение поднять. - Он как бы призадумался на минутку. - Вот что, Игорёк, по старой памяти смотай­ся! Это совсем рядом. Я денег забыл прихватить. У тебя-то хватит?

- Так ведь ещё...- показал на часы Гевашев.

- Скажи, от Рауля, - поучал наивного простака капитан. - Ну, рублёвку приплюсуй и привет от меня Любаше передай!

Игорь машинально полез в задний карман брюк, где хранились послед­ние пятьдесят рублей, - из тех, что дала на дорогу мать. Нащупав бумаж­ки, он кивнул головой. Ещё раз уточнил про магазин и двинулся в обратном направлении от манившего к себе теплом подъезда.

Встречу тебя на этом же месте! - крикнул Рауль Ананьевич и доволь­ной походкой стал подниматься на второй этаж.

В магазине Рауля Ананъевича действительно знали. Краснощёкая молодица, сверкнув золотыми зубами, ловко завернула в половинку листа прошлогодней «Правды» бутылку коньяка. Игорь отдал ей «семнадцать рэ» плюс рублёвку на чаевые.

Когда Гевашев, подпрыгивая на ходу и кляня на чём свет стоит бу­тылку, не позволявшую спрятать красные от мороза руки без перчаток в карманы, а также дурацкий обычай «обрызгивать» встречи, подскочил к подъезду особняка. Рауль Ананьевич встретил его в дублёнке нараспашку, без шапки, взял из рук булькающий свёрток.

- Молодец, Игорёк! Не подвёл корешей! - похвалил он Игоря, увлекая за собой наверх в тепло подъезда. - Николай Павлович сейчас тоже один. Его Альбертина с моей женой в санатории. Вот он бедолага, и сидит, скучает! Будь правдив с ним. Изложи свои мечты-чаяния, ибо Николай Павлович нынче человек влиятельный. Если что, даже развесели стишком:

«Жили-были два кота. Чернота и Темнота,

И работали коты с темноты до черноты».

Он расхохотался. Игорь нехотя тоже рассмеялся.

На лестничной площадке Николай Павлович шумно поздравил Игоря с прибытием в «град столичный».

Минут через десять захмелевший Игорь уже изливал душу корешам, как бы заинтересовавшихся его судьбой.

- Одного не пойму, зачем так?

- Как так?..

- Да не по-человечески жить, - ответил Николай Павлович. Заслонив рот ладонью, он откашлялся и промочил горло глотком сухого вина. Держа в руках хрустальный фужер, полюбовался его гранями. После паузы, продолжил свою мысль:

- Давай сначала! Ведь в семье ладно ты жил, работёнку имел - без копоти и жара доменных печей, как, скажем я в молодости на заводе «Азовсталь» в Мариуполе. И вдруг бросил на произвол судьбы семью, сбежал с уличной девкой. Куда, зачем? И вот опять в бегах! Кто же за тебя поручится? Одни разглагольствования: всё могу!" А что, спрашивается, ты можешь? Что сделал уже?.. Ничего! Там, в провинции, может, что и представлял ты собой, а здесь, друг мой, Москва! Таких, как ты, тысячи. Если каждому помочь - ступить в Москве негде будет. Мой дружеский совет: избавь нас от своих проблем.

Николай Павлович выразительно посмотрел на Рауля Ананьевича, тот закивал головой.

- Из своих глупостей выкручивайся сам! Учись обходиться без няньки. Наломаешься - тогда из тебя толк выйдет.

Про себя же Николай Павлович решил: "Всё это ерунда! Если этот великовозрастный шалопай не желает молотить, как все, и корчит из себя гения - и пусть на здоровье!"

Заговорщически подмигнув Раулю Ананьевичу, он вызвал его в спальню, чтобы согласовать оборону.

От сговора стало Гевашеву не по себе. Обидные слова подняли его на ноги. Он хотел уйти, но, услышав шум отодвигаемого стула, Рауль Ананьевич вернулся из спальни и удержал его. Потом снова ушёл. Общего языка Игорь не нашёл ни с тем, ни с другим. Положение его было аховым, для Москвы - просто критическим. Балаковская прописка, ни жилья, ни работы, денег почти нет... За душой, кроме фантазий - ничего! Дерзания - ни на чём не основанные, никем не одобренные. Добьёшься ли чего в Москве? "Да что и собственно ищу я здесь, у Николая Павловича? Разве не от меня всё зависит?" - укорял себя Игорь, размышляя как подступиться к настоящему, научно обоснованному эксперименту по обучению языку, как перерасти дилетантство?

Плотно прикрыв за Раулем дверь, возбуждённый Николай Павлович стуча себя по лбу, прошептал:

- У этого шалопая в голове воздушные замки! Ты зачем его привёл? Стоит ли связывать себя? Сам знаешь, столбовых дорог не бывает в жизни. Средств нет у него, и навряд ли когда будут. Так что же зря дурью маяться? С учительским-то дипломом умные люди вербуют втихаря учеников, - и живут припеваючи! А ему лавровых венков подавай! Славы захотелось!

У Рауля Ананьевича отлегло от сердца; мыслишки, блуждавшие где-то на дне сознания, уже не совестили его. И зачем обуза такая? Нечего волыниться. Интересный человек? Их в Москве тысячи! И всем дай! Я сам добивался Москвы! Пусть этот Игорь не усложняет жизнь ни себе, ни нам. А коль задался целью - иди по лимиту, - и будет тебе Москва! А то, вишь, цаца.

Николай Павлович, вернувшись за стол, в кожаное кресло, закинул ногу за ногу и, выпуская дым колечками, пустился в философские рассуждения, наблюдая с удовольствием, как дергается от запаха дыма и эмоций Игорь.

- Видно, не уяснил ещё, кто ты такой и за что можно браться? Я вот только год, как с Севера! Тяжело себя преодолевать, и не всем такое счастье выпало: не один год на Севере в ладах с самим собой прожил. Вот и ты там был! И что? Скажешь, любит Север над людьми потешиться? Любит!.. Чуть что не так - обувь ли худая, одежда не по градусам, душонка вместо души - худо придётся! Не успел деньжат сколотить, как тоска по растительности да стужа до смерти сообща изведут. И слабый оттуда - тю-тю! Вот ты с Харасавэя сбежал?.. Сбежал! И из Москвы сбежишь. Побарахтаешься - и сбежишь.

Гевашев попытался вставить что-либо, но Рауль Ананьевич опередил его, стал тормошить всех: "Уходить пора! Спешим мы, Николай Павлович! А что было - то было".

- Север не для всех, - резюмировал Николай Павлович, когда дверь за гостями захлопнулась. - Москву ему подавай без пота и нервов!.. А может, ключик преподнести золотой?

И тут мысли его переключились на другое:

"Встретить бы того мерзавца сейчас!.. - Николай Павлович с наслаждением потянулся на софе и со злостью нанёс лёжа удар в воздух. Да такой мощный, что ему позавидовал бы Мухаммед Али. Дело в том, что он вспомнил покатый, ненавистный лоб того бандита. Он потянулся за пачкой «Филипса», и софа жалобно заскрипела под ним. Раздавшийся телефонный звонок застал его руку шарящей по круглому резному столику в поисках зажигалки. Незажжённая сигарета, кувыркнувшись, полетела на пол.

- Наконец-то объявилась!..

В метро Рауль Ананьевич протянул Игорю руку и, глядя куда-то в сторону, пробасил:

- Телефон запиши! Так, на всякий пожарный. Недели через две звякни. Записывая телефон, Гевашев едва не плакал. А до этого, куда же деваться?

- У вас мечтал побыть денёк...

Рауль Ананьевич заюлил:

- С радостью, да нельзя! Как раз сегодня жена возвращается. С сыном! Скандал учинит. - Чувствуя, что переборщил с невезучим учителем, стал копаться в записной книжке: - Вот что! У меня есть знакомая в гостинице для моряков.

Однако на следующий день выяснилось, что он не моряк, и заступивший на дежурство администратор с военной выправкой прямо заявил: "Никакого Рамишвили не знаю, и знать не хочу. Прошу сию же минуту освободить номер".

Выкинутый на улицу Игорь не унывал, полагаясь опять на бывшего капитана. Ещё живы были в памяти тёплые письма от Рауля Ананьевича, с приглашением приехать в Москву. Вспомнив о телефоне капитана, он вскочил в будку автомата. Откликнулся бодрый женский голос. Телефон оказался рабочий. "Заведующий отделом информации Рауль Ананьевич в министерстве по неотложным делам", - проворковал женский голосок.

- Девушка, а где вы обитаете? - вздумав подъехать прямо на работу, Гевашев набрал номер во второй раз. Извинился за беспокойство и объяснил, что "Рауль Ананьевич будет безмерно рад повидаться с товарищем по арктическим экспедициям".

Сотрудница вежливо посоветовала перезвонить через час, но после его настойчивых просьб объяснила, как найти учреждение.

Минут через сорок Игорь убедился в том, что бывший капитан у себя. Не подавая голоса, он положил трубку. Надо накрыть на месте, то есть ехать в агентство.

Путь в агентство Рауля Ананьевича напоминал бег с препятствиями: сначала Игорь ехал в автобусе, набитом сверх всякой меры, после мчался под землёй тоже в толкотне, снова катил наземным транспортом вдоль берега Москвы-реки до видного издалека Агентства, где и обитал бывший капитан.

II

Настороженный звонками, Рауль Ананьевич холодно встретил Гевашева, даже не подал руки. Неловко чувствуя себя в уютном кабинете, Игорь надеялся, что простое и приветливое обращение хозяина развеет эту неловкость. Зря таил он надежду. А Рауль Ананьевич досадовал. Достаточно ведь поговорили вчера! Из вчерашней исповеди Гевашева понял, что тот путаник. Пробивается куда-то вслепую, по наитию, а в результате барахтается на месте. И при всем том - фанатическая вера в себя! "Моё предназначение - заниматься тем, к чему стремиться сердце!.." Это же смешно! Уж лучше бы плыл по течению. Для этого, кстати, не только силы и упрямство, но и умение плавать нужно. Ну, всё! Заведующему отделом, какое дело до таких глупцов!?

И всё-таки Раулю Ананьевичу не хватало смелости отрезать одним махом.

- Где-нибудь был? - он поднял голову от будто бы просматриваемого листка. - Может, по лимиту?

- Не берут!- Гевашев едва сдержался, чтобы, не расплакаться, трудно в такие минуты быть мужчиной. Хотя он не может пока вразумить бывшего капитана, но ведь он нужен, очень нужен в Москве. Почему именно в Москве? Игорь не старался себе объяснить, но вера его была искренна.

- А в чём дело? - цедил Рауль Ананьевич.

- С детьми не берут! Посоветуй, что делать. Ведь я нужен тысячам людей!

- Ишь ты!.. - усмехнулся Рауль Ананьевич.

- Вы ведь сами говорили, писали, что моё место в Москве.

- Когда это было? А на Чернышевского, может, и правы, не дело, когда тебе под сорок, детей на произвол судьбы бросать. Может, ещё двоих заведёшь?

Гевашев молчал, тяжело дыша:

- Сейчас, таких, как ты, машины заменяют! Неделя - другая, и готово - ходи, спикай, сколько влезет. Только вот зачем, объясни, пожалуйста, такими сложностями жизнь себе исковеркал? И развод твой - глупость! Наташа для семьи создана, мне бы такую в своё время, - горя б не знал! Ты хотел совета, так слушай. Поезжай домой и добейся в школе места! И расставится всё по местам, как по манове­нию волшебной палочки.

Рауль Ананьевич, одолжите, - решился Гевашев, видя, что тот пове­селел. - Хотя несколько десяток...

- Деньги, братец, всем нужны! Вот, смотри, - Рауль Ананъевич извлёк из кармана облезлый бумажник, вытряс на ладонь блестящий рубль и мелочь. - Видишь, с чем хожу? Бизнесом не занимаюсь, живу честно, на голую зарплату, деньги жене отдаю. Завтрак - дома, обед - в столовой, ужин - где придётся. Так что...

- Рауль Ананьевич, выручайте! - взмолился Игорь ещё раз, но компанейская душа на этот раз затворила свои двери и крик о помощи не расслышала.

Он был уже не тем, что в Измаиле.

Но как бы ни осложнились отношения с москвичами, а уезжать из Белокаменной красавицы Игорь и не помышлял. Вещей, которые можно заложить в ломбард, у него не было. Вся его одежда была основательно потрепана. Просить денег у мамы, не смел. И вот на тебе! Сидит перед ним в мягком кресле так называемый друг и не желает помочь. Не желает слышать о неустроенной чьей-то судьбе.

- Время тебя изуродовало, - перейдя на ты, произнёс Игорь, более не сдерживаясь. Встал и огляделся:

- Уютное гнёздышко, ничего не скажешь! Благодать!.. Да, ты всего достиг.

Глаза у Рауля Ананьевича сузились:

- Я это «гнёздышко», да будет известно вашей сиятельной особе, пятнадцать лет выпестовал. Ты вот попробуй заслужить доверие, а когда тебя заметят - и требуй благ! А пока что в Москве не нужен. Прекрати звонками теребить!

- Ты ведь можешь...

- Мог, - гневно перебил Рауль Ананьевич. - Мог, а сейчас не могу! Ты думаешь Рауль плохой, да? А ты потяни, сколько я вытянул, тогда скажешь! На готовое всегда приятно смотреть! Думаешь, Москва ни во что мне не вылилась? На Север столько лет ты за меня ходил?

Игорь молчал. Рауль Ананьевич сорвался, словно цепной пёс с привязи:

- А потреблять на дурняк и хаять все мастера.

- Я не хаю. Только ведь я для людей...

- Для людей? Вот у станка и на полях - те для людей! А ты для себя. В Москву зачем прикатил? Молчишь? Ну, всё! - махнул рукой Рауль Ананьевич, видя, что Игорь пытается снова возразить. - Некогда мне, на партбюро тороплюсь. Да, кстати, парторгом у нас Медовар, вот у кого поучится жить! Как и ты, он с юга, а теперь в Москве. И не кто-нибудь, а парторг агентства, и квартира кооперативная, «Жигули» - и всё это, заметь, в тридцать лет. А ты голь-моль, в Москву едешь. Кто ж тебя на свои кровные содержать будет? Всё! Понимаешь, у всех неотложные дела. У меня тоже дел по горло! Не изводи больше. Ну, всё! Звони через недельку-другую, я скажу Медовару. Может, что и придумает для тебя.

В этот вечер Гевашев в первый раз отправился на вокзал. Со стороны казалось, что человек спешит на электричку, на самом деле он торопился занять свободное местечко на жёсткой лавке.

Примерно через неделю он позвонил Раулю Ананьевичу.

- Всё думаю, как подкатиться к Медовару, - доброжелательно отозвался тот. - Он тоже из моряков, служил на Дальнем Востоке. Человек отзывчивый, хотя и скрытный.

"Как и ты", - отметил про себя Игорь.

- Я тебя с ним сведу, он за бугор собирается года на два. Язык ему нужен, может тобой он и заинтересуется.

- Смилостивится, - усмехнулся Игорь.

- А коньячок теперь возьму я, - вроде и не расслышал реплики Рауль Ананьевич.

- Не пью я.

- Вот как! - Рауль Ананьевич перестал дымить и удивлённо посмотрел на трубку, будто по её виду хотел узнать, что же стряслось с Игорем. - Вроде ты выпивал.

- Завязал.

- Вот как!.. И давно?

- Понимаешь, - ответил Игорь. - Мыслить иначе стал! Трезво решил жить.

- С каких это пор? Давно ли скрепляли союз трёх? Ну, ладно, мы ведь тоже не выпивохи...

Игорь почувствовал насмешку, но не смог устоять перед соблазном говорить, когда его слушают. Рауль Ананьевич слушал молча, прикрыв глаз.

Вначале Игорь его раздражал, потом стал забавлять.

- Так, так, - снисходительно приговаривал бывший капитан, но вот в трубке послышалось шумное дыхание, похожее на всхлипывание.

- Вот что! - встревожено, сказал он, - чтобы через час был у меня". Как где?.. Дома.

Дверь на негромкий стук открыл сам Рауль Ананьевич. На его лице не было и следов пренебрежительности. Игорь видел перед собой прежнего капитана.

- Чаю хочешь? - Не дожидаясь ответа, Рауль Ананьевич налил стакан ароматного чая, положил в него ложечку фруктового сахара, рекомендуя как натуральный продукт, и подвинул чашечку с блюдцем к бывшему матросу.

Вскоре Игорь освоился и снова стал для него Рауль Ананьевич близким и родным.

- Будь краток, думай, когда говоришь, - инструктировал его Рауль Ананьевич. - Мне с Медоваром ещё работать и работать! Если что отчебучишь у него, меня осудит он. А мне ещё расти надо! Это вольная птица ты, а я сюда корнями врос, начнут выкорчёвывать - больно будет, - добавил он, видя, что Игорь насмешливо улыбается.

- Может, не ходить? - честно не поручился за себя Игорь.

- Иди, ладно! Может случиться так, что достаточно одного звонка Медовара, чтобы твою жизнь наладить. Он тобою заинтересовался! Ты больше ему про английский язык разжёвывай, и говори по-английски. Это у тебя получается, насколько помню...

- На пятёрку!.. - договорил взбодрившийся Игорь.

III.

До английского языка они с Медоваром не добрались. В кабинете Рауль Ананьевич, обменявшись рукопожатием с Медоваром, представил Игоря:

- Это я о нём рассказывал. Преинтересный человек! Талантливый преподаватель. Только вот с людьми не ладит.

Гевашеву от такой характеристики стало не по себе, а тут ещё Рауль Ананьевич ушёл, и он остался под пронзительным взглядом Медовара. Покровительственно улыбнувшись, тот решил помочь ему шуткой:

- Так-таки не уживаетесь? Какую же пользу сумеете принести обществу будучи, так сказать, перелётной птицей?

Игорь покатил-поехал:

- Вы умный человек! Будьте гибче, посмотрите на это с другой стороны. Возьмем, к примеру, какого-нибудь всеми уважаемого ветерана труда. Представим, сорок лет на одном месте. И вот этот человек, допустим, трудится на обувной фабрике, которая выпускает ботинки, не имеющие спроса. Заработок труженика приличный, квартира с комфортом, он и сыт, и одет, и обут. Гордится собой! Везде его как передовика производства в пример ставят, да он и наставник молодёжи. Где же польза обществу от него? Разве жизнь его не бессмысленна? Он выпускает халтуру, но этого он понять не может. Не может, - произнёс по слогам, - и не бунтует! Разве это не парадокс бытия?

- Причём тут обувщик? Человек честно трудится, как положено.

- А польза нам с вами от этого труда? А я вот не хочу и не буду жить, как этот мерзавец живёт!

- То есть? - вопросительно поднял брови Медовар.

- Хочу учить так, чтобы научить!

- Кто же вам мешает? "Дающий да даёт", - сказано в Библии. Так что дерзать никому не заказано, - цедил Медовар, насмешливо щуря глаза.

- Вы не смейтесь! Вот вам повезло, а мне нет.

- Я что же, по-вашему, природой порождён на это место? - чуть усмехнулся Медовар. - На жизненном пути у меня бетонированные стенки были! Кретинов и подлецов до сих пор хватает! Но я на себя полагался, ни у кого помощи не просил и не попрошу, как бы тяжко не стало.

Медовар заметно терял невозмутимость.

- Да вы успокойтесь!

- Я не волнуюсь. Где живёшь и работаешь - блага жизни делай сам, не дожидаясь, пока преподнесут на голубом блюдечке с золотой каёмочкой. Ты пока ничего не создал, даже методики написанной нет. Рауль мне говорил, и, судя по предыдущему, навряд ли уже создашь, а топорщишься. А возраст о-го-го, какой! Раз у мамы с папой не было связей и средств, сам должен всего добиваться. Жизнь так устроена! А то: повезло вам! Гляжу на тебя, аппетит у тебя волчий, - рассмеялся он вдруг. - Знаешь, кто ты?

Нахрапистый Медовар вывел Игоря из себя.

- Кто? - вне себя закричал он.

- Самозванец!

Гевашев ещё много бы услышал нелестных эпитетов в свой адрес, но в этот момент у Медовара со страшной силой задёргал зуб. Он по инерции всё ещё испепелял Игоря взглядом, мысленно проклиная и зуб, и платную поликлинику, в которой неделю назад ему вырвали здоровый зуб взамен этого, больного.

- Извините, пожалуйста, всяко в жизни бывает! - зазвучал в памяти оптимистический голос охломона-врача. - Могу и ошибиться раз за двадцать семь лет безупречной работы. Вы ведь тоже на своём поприще ошибаетесь. А зуб ваш залечим.

- Ошибайся на здоровье, но зачем, же на мне? - недовольно бурчал Медовар, спускаясь в гардероб. Удивительное дело: беспокоящий зуб перестал ныть. Зато на следующий день разнылся… В лечебницу пришлось опять обращаться, с жалобой и походить, хоть и бесплатно уже, хоть и вручили ему, как компенсацию, копеечную копию шедевра «Утро в сосновом бору» Шишкина. Приятно, конечно, такое внимание, оказанное администрацией к ЧП. И вот на тебе... Снова!

Словно вынырнув из небытия, он услышал голос Гевашева:

- Если это сложно!..

- Всё сложно, понял!? - отрезал Медовар, собираясь выгнать самолюбивого просителя. Тут вошёл Рауль Ананьевич, и Медовар закончил иначе эту философскую мысль:

- Всё в нашей суетной жизни сложно! И хватит об этом.

- Я хочу заниматься тем, к чему склонно сердце! - ответил Гевашев.

- Да что вы говорите? - рассмеялся Медовар. Ему не хотелось в присутствии Рауля Ананьевича заканчивать аудиенцию скандалом. - Вы ведь умный человек и посмотрите на ваше скромное желание с другой стороны. Капельку воображения! Мы с вами - в поезде, едем по тайге, среди зверья. Каждый делает, что хочет, не так ли? Ну-с!.. Машинисту взбрело в голову бросить нас. Ещё кому-то нас пограбить! Ни на кого управы нет. И получается, что все обречены на погибель? Поэтому существует относительный порядок во всём. И люди уживаются друг с другом. А сейчас пора и честь знать! - Медовар поднялся, встали разочарованный Игорь и пристыженный Рауль Ананьевич.

Рауль Ананьевич изменился в лице: почувствовал опасность со стороны Игоря. "Подняться до начальника отдела, затратить столько сил, а такой вот друг так удружит, что все друзья московские отвернутся. Сейчас не до объяснений с Медоваром". - Потому Рауль Ананьевич просто раскланялся, извинился за Гевашева.

Он молча вёл Игоря, и тот почувствовал: опять навредил! Однако не считал себя виноватым. "Снова на пути познания мира сознательно встали приспособленные люди. Снова я обречён на мытарства и страдания.

Гевашев привык так думать про себя, и его ничуть не коробила собственная высокопарность.

У себя в кабинете Рауль обрушил на него такой шквал неудовольствия, какого Игорь и не предполагал. Попытался разъяснить Раулю Ананьевичу, что не дерзил, не грубил, но Медовар и слушать не желал.

Минут через двадцать они были у метро.

- Звякни в среду утром. А сейчас разбежимся. Дела!

Игорь отрешённо смотрел на пьяного, пристающего к прохожим с просьбой прикурить.

- Живут же проходимцы всякие! Вблизи курантов и в ус не дуют! А порядочный человек ногти обдерёт, пока выцарапает себе право жить здесь.

- Хотел помочь, а ты сам разрушаешь всё! Ладно, ещё раз с Николаем Павловичем созвонюсь! У него дача пустует, может смилостивится? Ты чего? - поднял Рауль Ананьевич потухшие глаза.

Бывший капитан - растерянный и удручённый - вызвал жалость у Игоря. Отвернувшись, от протянутой руки, он юркнул в метро. По дороге на Ярославский вокзал попытался вспомнить последнюю опору свою - маму, худенькую, родную. Почему-то не получалось. Горечь оттого, что она не понимает скитальца, заслонила в памяти её образ. "Но всё же, как хорошо, что есть мама!" - думал он. Несладко складывается моя жизнь! Надо искать себе подобных! Я знаю, зачем пожаловал в Москву. Я порождён творцом вселенной для созидательной жизни, невозможной в крошечном Измаиле, но осуществимой в гигантском муравейнике людей, что бытует и уживается в Москве".