Глава двадцать вторая

ПАРАПСИХОЛОГИ

I

С восьми утра девочки и примкнувший к ним ловкач Гаврила взялись за изучение языка. Столкнувшись с известными трудностями, непониманием слов, лавиной обрушившихся на их головы, уже на второй день заметно охладели. Прежней прыти как не бывало и у беглого учителя, которого изловили на Главпочтамте и, посулив по-царски вознаградить, завезли на ту же кварти­ру. Игорь Васильевич не только охладел, но и стал чуждаться учеников. Разве о таких студентах мечтал он? Такое отношение, когда и учитель, и питомцы руководствуются единым принципом «лишь бы» - не ускользнуло от всевидящих глаз Виктора.

- Может, пока повременим? Люди устали, да и ты тоже! Надо вам отойти. Такими темпами недолго и того... Вижу, дело выигрышное, вот только как его на язык бабок перевести? Может, группу из фарцовщиков сколотить? Или иммигрантов. Займусь этим на досуге! А пока что есть у меня знакомый, нужный для нас человек. Парапсихолог со связями! Ему для поездки за кордон нужен английский.

- Звякни! - равнодушно сказал Гевашев, чтобы не выдать себя. Игорь уже подумывал рвануть от чересчур ушлых «друзей». Он не видел никакого воз­награждения за каторжную работу. Виктор сам навёл его на эту мысль.

Виктор позвонил парапсихологу, и Гевашев вздохнул свобод­нее.

- Собирайся, поезжай с Сашей! Ничего лишнего... Ясно?

Всё время, пока Игорь поднимался на лифте на четвёртый этаж старин­ного массивного дома и робко нажимал на малиновую кнопочку возле двери, он почему-то испытывал волнение. Глазок засветился, дверь открылась, - и сердце Гевашева свалилось вниз. Вместо предполагаемого парапсихолога он увидел молодую женщину. Узнав, к кому он, женщина ткнула пальцем на первую по коридору дверь слева и с достоинством удалилась.

Гевашева ждал свежевыбритый человечек в малиновом мягком кресле за небольшим резным столом с двумя телефонами. Возраст его колебался между тридцатью пятью и пятидесятью. Настолько он казался то молодым, то пожилым. Сидел пожилой человек, а поднял глаза, заговорил - как будто бы стал молодым. Молча кивнул на другое кресло, привстал: ни дать, ни взять ответственное лицо у себя в кабинете. Потом представился, делая ударение на последний слог, как иностранец: "Ласкин". Однако руки не подал. Гевашева и подобный приём устраивал. Он тоже представился сидя.

- О вашем феномене наслышан! С час как звонил кто-то из давних знакомых. Кажется, Виктор. - Как бы сверяя память с часами, Ласкин посмотрел на часы и покрутил завод. - За вас он ходатайствовал. С ним я близко не знаком, но раз просит...

Ласкин говорил низким грудным голосом, не спуская с Гевашева глубо­ко посаженных глазок, как бы раскусывая: "Что это за система человеческая такая сидит? - Игорь тоже присматривался к парапсихологу, не вполне понимая цели и области этой науки.

- У вас, должно быть, оригинальная методика? - Приступил Ласкин к делу: - В чём конкретно её сущность?

Гевашеву льстили, и он догадывался почему. Разве это честно: приглашать для того, чтобы выудить из него методику, почерпнуть новенькое? Конфликты сделали Игоря гибким человеком, выработали способность замы­каться, голову людям морочить, ходить вокруг да около. В данной ситуации он увидел возможность познакомиться с полезным человеком, почему не воспользоваться ею? Но, как только он увидел прилизанного молодящегося Ласкина, похожего на хорька, он сразу оценил обстановку. Надеяться на помощь Ласкина, кажется, не стоит. Но возможность поморочить голову загадочному представителю парапсихологии упускать не стоит.

- Из меня никудышный теоретик, - начал он бодро. - Да и сами вы понимаете, что методика проста. Всё гениальное - просто!

Зелёные молодые глаза Ласкина, почти без ресниц, удивлённо таращились на него.

- Спряжений нет в моей методике. И склонений нет, - продолжал Гевашев. - Принцип такой - не изучаем, а пользуемся языком. Как поступают в Великобритании сами англичане.

Гевашев не заметил, как увлёкся. Таких терпеливых слушателей без вопросов, без иронии и серьёзных, он ещё не встречал. Парапсихологу удалось влезть к нему в душу настолько, что Игорь Васильевич согласился поэкспериментировать тут же, не сходя с места.

Через полчаса Ласкин поднялся, подошёл к зеркалу и вывалил язык. Тщательно обследовав его, снял налёт перочинным ножичком. "При такой нагрузке, - объяснил он, - организм очищается от ядов. Извлекается двойная польза. Но дело делом!.."

Они снова перешли к методике. Насчет неё Ласкин, выдавая себя за компетентное лицо, металлическим голосом заявил:

- Надо ещё поработать над методом! Он несовершенен, - Тут же поспешно заверил: - Ничего, ничего, поможем! Считай, тебе повезло, что ко мне попал. Избранные достойны всяческого уважения и почёта со стороны общества... - Остановил жестом готовое сорваться с губ Игоря Васильевича, слово протеста и ласково улыбнулся. Затем описал лучезарное будущее Игоря, если он на живом примере бескорыстно, в научных целях, обучит группу парапсихологов изумительному языку Шекспира.

Ласкин знал, чем покорить Гевашева! И ему удалось выведать кое-что о жизни одарённого учителя. Игорь поддался порыву души и, ничего не утаивая, поделился своими проблемами. У слушателя сразу нашёлся дельный совет: - Познакомься с какой-нибудь женщиной! Лучше всего в кино. Координаты запиши и телефон. Или на «до востребования» с Новым годом поздравь, да не забудь указать обратный адрес. Если она отзовётся, там и в гости пригласит. Только сам не навязывайся! Жди своего часа, как в песенке той "Надейся и жди". - Он хитро подмигнул Игорю Васильевичу и на целую минуту впился в его лицо глазками, как оса. Игорю Васильевичу стало и физически больно, и нехорошо с этим человеком. Увидев простецкую растерянность в лице Гевашева, парапсихолог кое-что выдал из своего багажа конкретных знаний: - Москвичку тебе, пожалуй, не под силу заарканить! Москвички они ушлые. Великие мастера жить приживалками. А дойдёт дело до загса - с места не сдвинешь! Без средств они никуда. А у тебя, как я понял, нет денег. Гиблое дело затеял! Вижу, что не завтракал сегодня? Потому что не на что. Может, сообразить? Ты не церемонься.

- Ну что вы? - сказал Гевашев. - Я по Москве голодным не хожу. Видите, надул провалившиеся щеки, выпятил живот: - Я толстенный! На убой кормят! - Он разразился оглушительным хохотом. Но Ласкин не смеялся! Он вышел в другую комнату, вернулся обратно с конвертом.

- На первый случай!.. - сказал Ласкин.

- Ну что вы!? - У Гевашева навернулись слезы. - Ведь я не скоро смогу отдать.

"Когда сможете, тогда и отдадите! Вот мой телефон и адрес. Ласкин написал на визитной карточке семизначное число:

- Впрочем, мы будем видеться! Нас пятеро, все мы возьмём отпуск.

И оттого как он снова нехорошо сузил глазки, Гевашеву стало не по себе.

- Одно тревожит: научимся ли? Язык сложный, - добавил Ласкин.

Возможность проявить себя ускользала. Игорь Васильевич возмутился:

- Что же сложного? Спряжений нет, склонений нет.

- А произношение?..

Он и не заметил, как опытный Ласкин выудил слабое место из его методики.

- Неправильных звуков, произнесённых человеческой гортанью, нет. Сначала не понимаете, не понимаете, а побыли в языковой среде - всё стало ясным и понятным. Произношение, понимание текста приходит вне воли, подсознательно. Понимаете?

- Всё так... - заикнулся, было Ласкин, но Гевашев решительно поднялся и положил конверт на стол.

- Ну, вот что, я не собираюсь вас уговаривать, - сказал он. Но Ласкин не торопился провожать его. Наоборот, устроился поудобнее, и мягко, как ребенку, сказал: - Это меняет положение дел!.. Что ж, попробуем.

Через полчаса он полистал перекидной календарь, что-то поразмыслил про себя и разрешающе выдохнул:

- Что ж, готовьтесь! И через неделю начнём.

II

Игорь Васильевич радовался возможности экспериментировать, общаться с учёными, но было одно «но»: Игоря Васильевича лишало радости скрупулезное обсуждение каждого часа занятий. Уже на второй день он пал духом, стал нервничать, переживать.

- Без перерывов надо, - урезонивал он своих исследователей!.. - Рвутся временные связи, вмешивается русский язык. А надо делать точно! Как я рекомендую. точно! Как я рекомендую.

- Ничего, ничего! - мурлыкал Ласкин. - Построже будь с нами. Мы люди понятливые, душой и сердцем с тобой. Как подопытные кролики, мы удостоверимся на себе, поможем с методикой, обоснуем некоторые положения научно. Соберём данные. В столичных и зарубежных журналах опубликуем.

- Что чувствуете при обучении? - последовал вопрос кого-то из обучающихся.

Подобных вопросов Игорь Васильевич не переносил и всякий раз возмущался. Обучение начинало тяготить его! Он понимал, что натренированные люди вы­сасывали из него по капельке всё, что только можно было. Стоило Игорю Васильевичу расслабиться, как «свора» набрасывалась на него и опустошала. То, к чему он рвался душой и сердцем, теперь удручало, утомляло. Игорь Васильевич смертельно устал от общения с учёными. Напрягая мозг, энергич­но искал выхода из коварной западни.

- Ведь я просил! Никаких вопросов. Сам я расслабился, да и вам надо.

Наконец вырвавшись, Игорь Васильевич вновь оказался один, как перст. Пора думать об оставленном тепле, уюте, но ради чего?

Какая всё же благодать: насладившись хвойной ванной, нырнуть под одеяло, вытянуть гудящие ноги и всё тело. В полусидящем положении с головой погрузиться во что-нибудь далекое от обыденной жизни. Пока ничто не меша­ло мечтать ему. Незаметно для самого себя Игорь Васильевич оказался на Чайковского. Ну и удружил Олег! Звонил, звонил ему в дверь и по телефону, а просвета никакого! Торчи здесь по его милости перед запертой дверью! Должно быть, нализался и нескоро очухается.

С сантехником Олегом сошлись во взглядах на жизнь. Игорь Васильевич провёл у него несколько блаженных вечеров и ночей - пока не вмешалась бывшая жена Олега. Призрачный комфорт с хвойными ваннами отошёл в небытие.

Куда же двинуть? Поздновато! Звонить и посещать в такой час неудобно. Если к Левину - наверняка выгонит. Так оправдывался Игорь Васильевич перед собой. Когда очутился перед дверью бабушки Паши, настороженно прислушался. Решительно тронул кнопку звонка - и тут же услышал быстрые шаги. На настороженный вопрос «Кто?» - Он откликнулся. С облегчением отметил, что его признали. После минутного замешательства щёлкнул замок. Потарахтев цепочкой, дверь приоткрылась. В просвете показалась хозяйка в длинной ночной сорочке, поверх головы шерстяной платок.

- Что вам? - заслоняя рукой глаза от света лестничной лампочки и испуганно косясь на соседнюю дверь, шёпотом спросила она. Тут же попеняла:

- Так поздно!..

- Прасковья Ивановна! Не гневайтесь, бога ради. Товарищ ключа не оставил, подвёл. Мы с художником не поладили, а на дворе колотун, - шёпотом, но довольно громким, что Прасковья Ивановна, замахала на него рукой, он пустился в объяснения.

- Подождите, я сейчас. Только оденусь! - Дверь прихлопнулась. Послышалась возня, нескончаемая и шумная, вероятно, вызванная приборкой застигнутой врасплох хозяйки.

Успокоенный и согревшийся в теплоте подъезда, Игорь Васильевич чуть не заснул, подпирая стенку, но дверь, наконец, открылась и продолжавшая ворчать Прасковья Ивановна в полосатом халате, нетерпеливо прошипела:

- Входите же!..

Едва усадив гостя на скрипучую табуретку в кухне, она принялась жаловаться на свою долю и поносить какую-то приятельницу, атакующую её денежными переводами и слезливыми просьбами высылать чуть ли не на край света продовольственные посылки.

Умаялась, по магазинам день-деньской шататься с полными сумка­ми, а тут ещё и по ночам спать не дают!

Игорь, вначале поддакивавший, стал опасаться, что такое на­чало разговора добра не сулит, И действительно! Облегчив душу желобами на приятельницу, Прасковья Ивановна немедленно принялась за него. Высказав без обиняков, что она думает по поводу вторжения среди ночи малознакомого человека, она вызвала улыбку у Игоря не­ожиданным опасением: а что подумают соседи о ней, если к ней среди ночи приходят мужчины? Игорь постарался спрятать улыбку и серьёзно заверил её, что его никто не видал и что он не думал смущать её покой предосудительными предложениями. "Я переночую где-нибудь на кухне, - умоляюще глядя в лицо старушке, сказал он. - А с рассветом сразу же уйду. Просто невмоготу стало на улице, мороз..."

Прасковья Ивановна сердобольно покачала головой: "Ах вы, бездомный мой!" - и отбросив личину старой ханжи, засуетилась с ужином на скорую руку. Проявив удивительную прыть, она мигом нашла всё необходимое для ночлега нежданному гостю. Тут же, в комнате, а не на кухне, соорудила для Игоря поистине королевское ложе на диване из старенькой перинки, пухлой подушки и старенького, но в новом пододеяльнике одеяла.

Через полчаса, сытно закусив горячей гречневой кашей с молоком и приняв душ, Гевашев спал сном праведника. Прасковья Ивановна, поглядывая на, чуть освещённого ночником спящего мужчину, редкого гостя её одинокой жизни, всплакнула малость. Сокрушалась и по нём, бездомном, и по нескладной своей судьбе. Вспомнила недолгое замужество, обрубленное войной, которая отняла у неё не только её мужа, но и счастье, и ребёночка, родившегося мёртвым после тяжёлого изнурительного рытья окопов, когда не жалела себя, под Москвой; вспомнила горе своё безутешное, и поплакала несколько минут тихонечко, и долго не могла потом уснуть.

Утром она топталась по дому, привычно ворча, будто сердясь, но, присмотревшись к ней, Игорь понял, что женщина эта страдает от одиночества и хлопоты ей приятны, а ворчание напускное, так, по привычке. Возможно, он всколыхнул в ней что-то, что дорого. А впрочем, русские женщины славятся сердобольностью.

Игорь прекрасно отдохнул, не чувствовал голода и холода. Ему не хотелось покидать этот дом. Он придумывал, как бы уговорить хозяйку поблаговолитъ к нему ещё. Вдруг он вспомнил: букварь!

- Как ваш букварь? - спросил он как бы невзначай, и лицо престарелой хозяйки просияло на минутку.

- Стараюсь, - покраснев до корней седых волос, сказала она смущённо, всплеснув руками: - А с чего вы взяли, что у меня букварь? Господи, ведь всегда запираюсь, и на цепочку и на ключ, когда читаю.

Гевашев рассмеялся. О букваре он слышал от неё же самой, ус­покоил старушку серьёзным отношением к её занятиям. Она же быст­ренько постаралась перевести разговор на его горемычную судьбу, в конце концов, поинтересовалась:

- А вы крещённый?

- Нет, - помотал он головой. - А что?

- Человек не крещёный в жизни мается! Всё у него, не как у людей. Всё его мучит что-то, покою душе не даёт. В купель надо! Даже и взрослому. А что? Нечистая сила тогда из жизни сгинет, хранить его Господь станет, и удача ему будет. В купель, в купель, дорогой мой, надобно бы...

Игорь лишь усмехнулся на эту страстную проповедь: "Была у меня купель..."

Поразмыслив, он решился.

- Прасковья Ивановна, послушайте!

Бабушка уставилась на него, немного испуганно.

- Хороший вы человек! Приняли меня, будто мать родная. Разре­шите, поживу у вас недели две на квартире. Платить буду! Читать научу, а если захотите, по-английски у меня говорить будете!

Он собрался по привычке до заоблачных высот поднять роль английского языка в жизни, но Прасковья Ивановна, покачивая головой, перебила его: - В магазин бы сходил, и то хорошо! Мне-то не всегда вмоготу. - И помолчав, добавила: - Все вы так поначалу заливаете, а как до дела дойдет, никого не сыщешь. - Хотя кто эти «все», Прасковья Ивановна не могла бы сказать, так вырвалось.

- Я ведь учитель! - не сдавался Гевашев. - Могу диплом пока­зать. Я призван учить... больших и маленьких. Так что научу. А в магазин что ж, можно сходить. Я не отказываюсь.

Прасковью Ивановну давно донимал своими настырными просьбами «трешки до завтра» сосед-пьяница. Если принять на квартиру, конеч­но, временно... Всё же, в случае чего - мужчина в доме! Как-никак защита. А то затормошила участкового. Скажу: "племянник", решила она и согласилась после трёхминутного раздумья.

Игорь готов был петь и плясать. Разрешилась проблема жилья! И даже питания. Пусть на несколько дней пока, но всё же отошли на задний план и Левин, и Олег. Можно идти дальше! Душа его ликовала, и он решил ковать железо, пока горячо.

Он достал из кармана книжечку и стал быстро читать вслух, на­слаждаясь звучанием английской речи. И не ошибся! Восторг бабушки не знал предела. Позабыв о старческой солидности, Прасковья Ивановна охала, ахала и даже рукоплескала Гевашеву, поддерживая в нём востор­женное состояние духа. Оставшись неграмотной, бабушка хорошей завистью завидовала грамотным, а уж такое ей довелось слышать впервые. Что­бы человек так запросто читал не по-нашенски! Сколько ж ему пришлось для этого учиться!.. Завороженная, она тут же согласилась начать штурм английского языка. Непременно без помощи русского языка, по новейшей системе. Он говорил, а она повторяла, повторяла и повто­ряла непослушными губами чудные названия знакомых предметов, и память у неё оказалась цепкая, и возраст ей был не помехой. Престарелая ученица, сильно походила на балаковскую Зою Дмитри­евну какой-то доброй наивностью, когда она вот так, самозабвенно, не боясь показаться смешной, пыталась научиться новому, неведомо зачем, абсолютно ненужному в её простой жизни.

Несколько дней Игорь прожил, как у Христа за пазухой. За это время он выяснил, что у Прасковьи Ивановны есть сестры в Москве и области, брат, бывший военный и многочисленные племяннички. Навещали её редко, но телефон - радость бабушки Паши - исправно нёс службу связного многочисленной родни. Игорь попросил хозяйку не хвастаться перед ними занятиями английским, да и вообще - из осторожности - не распространяться о нём. Тревожное опасение: а не предъявят ли родственнички пре­тензий к «преобразователю мировоззрения», как он квалифициро­вал себя, - мешало ему наслаждаться покоем последних дней. Тогда он наверняка лишится своего тихого пристанища. Но Прасковью Ива­новну ничего не смущало.

- Не бойся, - одобряла она. - Не узнают. Да и я здесь хо­зяйка!

Оказалось, что тревожился Игорь не зря. Хозяйка его стара­тельная уже делала успехи, знала, как называются предметы в её квартире по-английски, гордилась этим и, видимо, проговорилась. Родственники не на шутку всполошились,

Внучатый племянник, навестивший бабусю, вдоволь насмеял­ся, расписывая дома свой визит.

"Не умру, говорит, пока не зачитаю". Вот тебе бабуся! На ка­чалке сидит в сарафане, букварь на коленях держит, читает по слогам, нараспев, так важно, так смешно, умора! А вы послушали бы, как шпарит она по-английски! Сколько ей, ма?

- Забыл? Открытку в мае подписывали. Семьдесят два! - Чудит Прасковья Ивановна, зачем ей это? - насмешливо обро­нила зашедшая за солью соседка.

- Гнать его надо, гнать! - убеждённо заговорил муж племянницы Владимир Петрович, пригубив положенную к ужину рюмку. - В шею гнать! Над старым человеком глумиться. Не позволим! В её годы за букварь браться?! Голову английским забивать?! - угрожающе по­высил голос, допив настойку. - Безграмотной была, безграмотной и уйдёт из грешного мира. Если позволите, сам поговорю и с ней, и с ним. Кстати, кто надоумил его, кто связал его с бабушкой? Ты его видела? - спросил жену.

- Видела! Зашла как-то, слышу, разглагольствует о своих ус­пехах в обучении языку. Ну, я в шутку предложила, ему не теряя вре­мени заняться со склеротической бабулькой. Отрекомендовала ещё, бестолковая, по всем правилам: вот, мол, ветеран труда и войны Нечипуренко Прасковья Ивановна, нуждается в обучении для укрепления памяти и всестороннего развития. А он улыбается: мы времени зря не теряем. Поверил, что я всерьёз.

- Да... А не поселился ли он у нее?

- Шут его знает!.. Умалчивают. Да видно, что не москвич.

- Тогда вот что. Подключим участкового. Пусть вправит ему моз­ги для профилактики. Нечего людей дурманить и шарлатанить, прожи­вая без прописки.

На том и порешили.

III

Разговорами родственнички Прасковьи Ивановны не ограничились. Крёстный поход против Игоря начался. Сначала довольно мирно. Участковый посетил квартиру бабушки в его отсутствие и, не обнаружив следов аморального поведения жильца, разрешил мнимому родственнику «погостить» до завтра. Видя, что хозяйка отвечает растерянно и невпопад, понял, что родственники били тревогу не напрасно, и строгим голосом предупредил, чтобы квартирант определялся как можно скорее, и даже местечко, где открыт «лимит», подсказал.

Гевашева бабушкин сбивчивый доклад о визите стража порядка не застал врасплох. Он успокоил бабулю, показав солидный читательский билет всесоюзной Иностранки, которым обзавёлся в последние дни по совету Левина, ибо это хоть немного легализовало его пребывание в Москве.

Прасковья Ивановна уже неплохо читала по букварю, багаж английской лексики её тоже неуклонно рос, к её бурному восторгу; в магазин Гевашев тоже исправно ходил, так что эти два обещания свои перед поселением на квартиру он держал, но вот третье... Пла­тить за квартиру! Чем? И питание... И он решился.

- Вот ученичков бы мне, - выразительно заговорил он как-то раз, когда бабуля начинала по обыкновению своему жаловаться на скудость средств.

И Прасковья Ивановна, в отличие от принципиального Левина, сумела понять его и пойти навстречу! То ли из практичности, свой­ственной почти всем женщинам, поняла, что и ей не будет худо от частных уроков постояльца, то ли просто пожалела, что пропадает человек без дела, неизвестно почему, но она даже согласилась дать объяв­ление на свой телефон.

Левин неожиданно тоже посочувствовал: напечатал для него пачку объявлений и одолжил кисточку, чтоб написать плакаты. И ученики нашлись! Гевашев не сразу смог поверить в эту маленькую удачу.

Прасковья Ивановна поначалу дежурила у дверей комнаты, пока там шли занятия, стараясь не шмыгать носом и завидуя хваткости, с которой «спикали» уже на втором занятии молодые, как правило, ученики и ученицы. При виде денег, потекших тоненьким ручейком в её руки, она похвалила себя за правильное решение терпеть в своей маленькой тихонькой квартирке хороводы юнцов, визиты которых она, хозяйка, должна была пережидать на кухне.

Участковый больше не появлялся, родственники звонками не докучали, и Прасковья Ивановна успокоилась. Она не находила уже ничего странного в том, что и сама занимается с постояльцем-учителем, и гордилась успехами, как первоклассница. Ей не терпе­лось продемонстрировать свои знания недоверчивым сёстрам, и она решилась для начала поехать к самой доброжелательной из сестёр, Насте, в Мытищи. Давно не виделись, квартира теперь под присмотром, так что можно было бы дня на два...

Уехав на два дня, Прасковья Ивановна что-то расхворалась печенью и пробыла в гостях неделю, не забывая звонить Игорю утром и вечером. Беспокоилась о состоянии квартиры, соседях, не наведывался ли участковый. Игорь замучился уверять её в иде­альном порядке на квартире, с соседями и прочими делами. Он со­чувствовал старушке, но через несколько дней эксперименты настолько захватили его, что он перестал отвечать на звонки, вытащив шнур из розетки.